Рафаэль Гругман - Смерть Сталина. Все версии. И ещё одна

Так, может, стоит не выдумывать детективные романы, не играть в следователей-чекистов, высасывающих из пальца несуществующие заговоры, а согласиться с первоначальным заключением врачей о естественной смерти 73-летнего старика? Согласиться, даже если когда-нибудь выяснится, что при попытках вернуть его к жизни были допущены непреднамеренные ошибки?

Вспомним, что последующие лидеры партии и советского государства, за исключением Горбачёва, также не дотянули до 80-летнего рубежа, но никто не искал в их смерти следов заговора. Четыре месяца не дожил до 70-летнего юбилея Юрий Андропов: кремлёвская медицина делала всё, что было в её силах, но не смогла справиться с букетом его заболеваний (диабет, гипертония, инфаркты, атеросклероз, колит, артрит, подагра, хроническая почечная недостаточность). Брежнев умер, месяца не дожив до 76-летия; Черненко скончался на 74-м году жизни; Хрущёв — на 78-м; атлет Ельцин, мастер спорта по волейболу, едва перешагнул 76-летний рубеж.

Врачи не кудесники. Вспомним, что уже в XXI веке в аналогичной ситуации, после обширного инсульта, используя современные методы лечения, израильские врачи 8 лет (!) держали в вегетативном состоянии парализованное тело Ариэля Шарона, премьер-министра Израиля, но так и не смогли оживить мозг.

Не станем спешить с выводами и для рассмотрения иных версий, включая спекулятивные, вместе со Сталиным вернёмся в большую политику, начав с событий внешнеполитических. Нас ждёт битва за Палестину, результат которой, по мнению ряда историков, привёл к изменению внешней и внутренней политики СССР и к новым политическим процессам, а в конечном итоге (это нам предстоит доказать или опровергнуть) и к заговору против Сталина. Но прежде о конфликте с любимой дочерью. Не секрет, что семейные переживания и конфликты способствуют развитию сердечно-сосудистых заболеваний. В данном случае семейный конфликт ко всему прочему способствовал развитию антисемитизма — вначале на бытовом уровне, в виде вмешательства в личную жизнь дочери, что, учитывая общественное положение главы семьи, вскоре отразилось на внутренней политике государства.

Конфликт дочери и отца начался зимой 1943 года, после дня рождения Светланы 28 февраля (обращаем внимание на дату: через десять лет этот день станет последним в сознательной жизни Сталина).

«Я была школьницей 17-ти лет, меня полюбил человек на двадцать лет старше меня, а я влюбилась в него. Этот невинный роман, состоявший из прогулок по улицам Москвы, хождения в театры и кино, из нежной привязанности двух разных, но понимавших друг друга людей, вызвал ужас окружавших меня «оперуполномоченных» и гнев отца» [15] Аллилуева С. И. Только один год. — Нью-Йорк, 1969. .

— Дура! — закричал он, узнав, что его дочь целовалась с Каплером. — Не могла себе русского найти.

— Я люблю его, — ответила Светлана и впервые в жизни получила от отца две звонкие пощечины.

Нет ничего зазорного в том, что позабылась десятая-двенадцатая любовь, промелькнувшая мимолётно на четвёртом десятке лет, и в вихре жизненных бурь стёрлись в памяти и имя возлюблённого, и даты. Но первая любовь, трагично разрушенная родителем, до мельчайших подробностей врезается в сердце, не оседает в глубинах памяти, оставаясь всегда на плаву. И если не сложилась личная жизнь, то горечь и обида — навек, и рана не забывается, и прощения родителю нет, как бы разумом ни хотелось простить. Во всяком случае, «нет» прощению на уровне подсознания.

Девочка, осенью 41-го забрасывавшая отца нежными письмами, через два с половиной года получила от него такой эмоциональный удар, что четыре месяца не виделась с отцом (не желала видеться!), и не разговаривала, и даже коротенькой записочки не написала. Она ничего не забыла и, будучи уже взрослой женщиной, летом 1963-го в подмосковном посёлке Жуковка, куда вывезла на отдых детей Осю и Катю, за 35 дней написала книгу воспоминаний «Двадцать писем к другу», где с эмоциональной болью описала драматические события, случившиеся после её дня рождения. И через 10 лет (мы ещё будем говорить о трагической развязке и, на первый взгляд, невероятном совпадении дат, ведь третий инсульт Сталина пришелся на день рождения дочери) оба — и дочь, и отец — помнили разлучивший их роковой день 28 февраля 1943 года.

«3-го марта утром, когда я собиралась в школу, неожиданно домой приехал отец, что было совершенно необычно. Он прошел своим быстрым шагом прямо в мою комнату, где от одного его взгляда окаменела моя няня, да так и приросла к полу в углу комнаты… Я никогда ещё не видела отца таким. Обычно сдержанный и на слова, и на эмоции, он задыхался от гнева, он едва мог говорить: «Где, где это всё? — выговорил он, — где все эти письма твоего писателя?»