M. Базилевичъ - ПОЛОЖЕНІЕ РУССКИХЪ ПЛЕННЫХЪ ВЪ ГЕРМАНІИ И ОТНОШЕНІЕ ГЕРМАНЦЕВЪ КЪ НАСЕЛЕНІЮ ЗАНЯТЫХЪ ИМИ ОБЛАСТЕЙ ЦАРСТВА ПОЛЬСКАГО И ЛИТВЫ

Переѣздъ жителей по желѣзнымъ дорогамъ въ началѣ былъ совершенно запрещенъ, а затѣмъ разрѣшенъ, но опять-таки по спеціальному пропуску. Писать разрѣшалось только на открыткахъ, и только на нѣмецкомъ языкѣ, при чемъ всѣ письма обязательно проходили черезъ цензуру.

Медицинская помощь населенію поставлена была отвратительно. Такъ какъ для обслуживанія населенія не хватало плѣнныхъ русскихъ врачей, то амбулаторными пріемами и больницами навѣдывали нѣмецкіе студенты и молодые врачи, почти поголовно полные невѣжды. Къ тому же леченіе въ больницахъ и амбулаторіяхъ обходилось очень дорого: за день больничнаго леченія нѣмцы взимали плату въ 4 марки, амбулаторное же леченіе стоило 2 марки.

Нѣмецкіе офицеры, жившіе по деревнямъ или попадавшіе туда, требовали, чтобы всѣ кланялись имъ, снимая шапку. За неснятіе шляпы былъ опредѣленъ штрафъ. Однажды католическій священникъ, ѣхавшій со св. дарами къ тяжело-больному, встрѣтивъ офицера, не поклонился ему. Тотъ отстегалъ его хлыстомъ. Когда по этому поводу архіепископъ Каревичъ поднялъ вопросъ у намѣстника Литвы, кн. Изебурга, то получилъ только грубый отвѣтъ. Нѣмецкіе солдаты-полицейскіе жили по деревнямъ, какъ сатрапы. У нихъ были гаремы изъ мѣстныхъ женщинъ, которыхъ они принуждали къ сожительству угрозами, а часто и насиліемъ. Они охотно брали взятки, и ихъ квартиры представляли изъ себя какіе-то склады съѣстныхъ продуктовъ. Искать защиты было не у кого — произволъ былъ полный. Штрафы налагались за каждый пустякъ. Такъ, напримѣръ, двое мѣстныхъ жителей, выйдя изъ кондитерской на улицу, подрались между собою. За это на владѣльца кондитерской былъ наложенъ штрафъ въ 2.000 марокъ. Нерѣдки были убійства, сплошь и рядомъ остававшіяся безнаказанными. Пьяный нѣмецкій солдатъ зашелъ на квартиру мѣстнаго жителя Лукашевича и убилъ его, нанеся штыкомъ ударъ въ животъ, безо всякаго повода. Солдатъ былъ приговоренъ къ какому-то незначительному наказанію, а семьѣ убитаго — женѣ съ 8 маленькими дѣтьми — было выдано ежемѣсячное пособіе въ 10 марокъ. Особенно часты были убійства жителей за переходъ въ запрещенную полосу, и такія убійства оставались, конечно, безнаказанными. Тюрьмы были переполнены, причемъ изъ 700 заключенныхъ за уголовныя преступленія сидѣло тамъ нѣсколько человѣкъ, а остальные — за нарушеніе обязательныхъ постановленій о пропускѣ, о торговлѣ, за укрывательство съѣстныхъ продуктовъ и по подозрѣнію въ шпіонажѣ.

Докторъ Цуриковъ прибавляетъ къ этому, что онъ самъ съ августа 1915 года по февраль 1916 года жилъ въ Пултусскѣ въ тюрьмѣ и постоянно слышалъ душу раздирающіе крики женщинъ, но что продѣлывали тамъ-съ ними нѣмцы, онъ не знаетъ. Тюрьма была переполнена какъ городскими, такъ и сельскими жителями.

Сотни людей были повѣшены и нѣмецкій докторъ Шликтингъ гордился тѣмъ, что изобрѣлъ какой-то новый способъ быстро вѣшать людей. Онъ говорилъ, что по его способу повѣшена не одна сотня людей въ Польшѣ.

Національная политика была сведена къ возможно большему возбужденію ненависти среди поляковъ, литовцевъ, евреевъ и другихъ національностей, населявшихъ эти земли, путемъ натравливанія однихъ на другихъ. Подъ разными видами шла широкая германизація, особенно литовцевъ. Нѣмцы открывали много школъ, причемъ старались открыть побольше школъ литовскихъ и поменьше польскихъ, гдѣ почти открыто велась германская пропаганда. Выписывать книги нельзя было, отказали даже выписать въ школу азбуку для дѣтей. Изъ польскихъ газетъ получался только «Край», чисто нѣмецкій органъ, и въ самой Ковнѣ издавалась «Ковенская Газета» на нѣмецкомъ языкѣ. Чѣмъ больше населеніе, угнетаемое нѣмцами, проявляло симпатіи къ Россіи, тѣмъ большему преслѣдованію подвергалось все русское. И подъ общимъ нѣмецкимъ гнетомъ стихла вражда между поляками и литовцами. Оба народа въ своей тяжелой затаенной борьбѣ объединились противъ грознаго угнетателя. Взоры всѣхъ обращены на востокъ, и народъ вѣритъ, что только оттуда придетъ имъ спасеніе. Я не пережилъ въ Литвѣ паденія стараго режима въ Россіи, но могу съ увѣренностью сказать, что при первыхъ же вступленіяхъ свободныхъ русскихъ воиновъ въ Царство Польское и Литву тамъ поднимется поголовное возстаніе, настолько сильна ненависть населенія къ угнетающимъ его нѣмцамъ. Жители отъ глухой борьбы переходятъ къ дѣйствіямъ. Такъ, напримѣръ: доктору Михайлову, Леониду Ивановичу, въ лагерѣ Скальмержицѣ нѣмецкіе часовые поляки, познанцы, разсказывали, что изъ ихъ батальона были отправлены части нѣмецкихъ ротъ въ Варшаву, такъ какъ тамъ было очень неспокойно. Священникъ Станицкій изъ Калиша видѣлъ прокламаціи съ призывомъ: «Долой Безелера! Долой нѣмцевъ»! Были неоднократныя попытки къ поджогамъ мостовъ. Одиночныхъ нѣмцевъ, какъ солдатъ, такъ и чиновниковъ, встрѣчающихся въ полѣ или въ глухихъ мѣстахъ, жители убиваютъ. Когда въ Ковнѣ былъ Гинденбургъ, была сдѣлана неудачная попытка взорвать домъ, въ которомъ онъ жилъ. Жители весьма охотно укрываютъ русскихъ бѣжавшихъ плѣнныхъ солдатъ и помогаютъ имъ всѣмъ, чѣмъ могутъ, хотя прекрасно знаютъ, какой тяжелой отвѣтственности они подвергаются за укрывательство бѣглецовъ.