Къ этому я долженъ добавить, что упомянутая «мясная» котлета была консистенціи резины и содержала, конечно, не 80—100 гр. мяса, а вѣроятно какое-то ничтожное его количество. Далѣе, рыба, которая намъ давалась (треска), была иногда настолько зловонна, что, несмотря на голодъ, мы не въ состояніи были ѣсть ее. Затѣмъ булочки были какого-то сѣровато-краснаго цвѣтами отнюдь не изъ чистой пшеничной муки, такъ что говорить о количествѣ калорій, заключавшихся въ нихъ, было болѣе, чѣмъ трудно. Подъ видомъ кофе намъ давалась какая-то темная бурда. Я думаю, было бы правильнѣе показанное нами число калорій уменьшить не на 15, а по крайней мѣрѣ на 25 %, ибо даже тѣ супы, которые мы называли «маисовыми», «крупниками», «гороховыми», ничего общаго съ маисомъ, крупой и горохомъ не имѣли. Мы ихъ такъ называли только потому, что у насъ вывѣшивалось въ корридорахъ меню, въ которыхъ красовались довольно заманчивыя названія, ничего общаго не имѣвшими съ дѣйствительностью. Къ глубокому нашему сожалѣнію эти меню подписывались однимъ изъ нашихъ русскихъ офицеровъ. И если лагерь посѣщался какими нибудь рѣдкими гостями въ видѣ представителей нейтральныхъ державъ, то они подводились къ этому меню и имъ показывалось, чѣмъ мы якобы питаемся. Супъ, напр., который у насъ слылъ подъ названіемъ маисоваго, никто не могъ опредѣлить, изъ чего онъ сваренъ, но упорно говорили, что это не маисъ, а самый обыкновенный смолотый каштанъ. Кромѣ того ѣда обѣдающимъ по комнатамъ приносилась въ такой грязной посудѣ и такими грязными деньщиками-румынами, что уже это одно вызывало отвращеніе къ пищѣ, которая и безъ того была отвратительна. Кофе же намъ (въ 19 комнату) приносилось въ жестяномъ кувшинѣ, изъ котораго мы умывались, и мы никогда не знали, вылилъ ли нашъ весьма нетребовательный деньщикъ-румынъ остатокъ сырой воды, или рѣшилъ, что качество и вкусъ этого «кофе» нисколько не пострадаютъ отъ присутствія ея.
Условія жизни въ другихъ офицерскихъ лагеряхъ были не лучше Штральзунда-Денгольма. Вотъ, напр., точныя цифровыя данныя, переданныя мнѣ докторомъ Ильей Ивановичемъ Холоднымъ, жившимъ въ офицерскомъ лагерѣ, расположенномъ въ фортѣ Гаргастъ, крѣпости Кюстринъ.

Число болѣвшихъ въ этомъ лагерѣ офицеровъ съ конца 1914 г. по октябрь 1915 г. было 411 чел:, а посѣщеній было 1496. Съ октября 1915 г. по декабрь 1916 г. больныхъ было 410 офицеровъ и посѣщеній они сдѣлали 5070.
Таблица числа продуктовъ, полученныхъ на офицерской кухнѣ въ этомъ лагерѣ за мѣсяцъ, по расчету на одного человѣка. Количество выражено въ килограммахъ.



Мнѣ былъ переданъ документъ, рисующій жизнь въ лагерѣ «Бадъ-Кольбергъ». Онъ составленъ офицерами, жившими въ этомъ лагерѣ, и подписанъ однимъ изъ генераловъ. Вотъ копія его:
«1) Два офицера здѣшней, лагерной «Бадъ-Кольберга» администраціи выдѣляются своимъ оскорбительнымъ отношеніемъ къ военноплѣннымъ: маіоръ Вальтеръ и лейтенантъ Беецъ. Первый позволяетъ себѣ по всякому незначительному поводу кричать на офицеровъ и дѣлать имъ замѣчанія въ самой рѣзкой формѣ (былъ случай его неистоваго крика на командира корпуса генерала Мартоса), а второй — Беецъ, всегда подчеркиваетъ свое пренебреженіе къ военноплѣннымъ, чему среди многихъ другихъ яркихъ примѣровъ можетъ служить его поступокъ съ пр. Кузнецовымъ: этотъ офицеръ долженъ былъ ѣхать въ судъ въ гор. Кобургъ, куда тоже былъ вызванъ и Беецъ. Но такъ какъ Кузнецовъ сильно раненъ въ ногу, то нѣмецкимъ военнымъ врачемъ было ему выдано удостовѣреніе на проѣздъ въ Кобургъ въ экипажѣ, но, несмотря на это и на то, что въ экипажѣ было мѣсто, Беецъ посадилъ его на козлы, а въ экипажъ усадилъ нѣмецкаго солдата, и такъ Кузнецовъ совершилъ поѣздку въ Кобургъ и обратно (36 километровъ).
2) Изъ лагеря сбѣжали 2 офицера — прапорщики Каплинъ и Антоновъ; черезъ 10 дней были пойманы двумя солдатами 12-пѣхотнаго баварскаго полка, входившими въ составъ команды въ лагерь Клостердорфъ-Дейнингенъ. Хотя при задержаніи офицеры не оказали сопротивленія, тѣмъ не менѣе солдаты своими тесаками нанесли имъ много побоевъ и ранъ. Антонову была нанесена тяжелая рана въ голову, парализовавшая дѣятельность шеи, а Каплинъ получилъ 4 раны въ голову, ему была разсѣчена губа и порублена кистъ руки. Окровавленныхъ, ослабѣвшихъ солдаты повели въ Дейнигенъ, заставляя ихъ все время держать руки поднятыми вверхъ (на разстояніи около 3 километровъ) и если офицеры отъ изнеможенія опускали руки, то солдаты побоями вновь заставляли ихъ поднимать. Когда ихъ привели въ караульное помѣщеніе Дейнингена, то, какъ упомянутые два солдата, такъ и другіе караульные чины еще около полчаса продолжали издѣваться, не подавая медицинской помощи, и только спустя не менѣе получаса французомъ-санитаромъ была сдѣлана перевязка. Отправленные затѣмъ въ госпиталь, они пробыли тамъ 3 недѣли. При возвращеніи ихъ въ Кольбергъ, въ пути съ Антоновымъ происходили конвульсивные припадки. Конвоирующій ихъ солдатъ здѣшней кольбергской команды Шварцъ билъ Антонова по лицу; то же самое онъ съ нимъ продѣлалъ и на вокзалѣ въ Бамбергѣ въ присутствіи публики, когда и тамъ съ Антоновымъ случился припадокъ. Кромѣ того Шварцъ заставилъ Антонова нести на себѣ часть пути съ вокзала свой вещевой мѣшокъ. Приведенные въ Кольбергъ, они были немедленно посажены въ полутемный сырой подвалъ, (карцеръ для офицеровъ), несмотря на явные признаки ихъ болѣзненнаго состоянія имъ въ теченіи нѣсколькихъ дней не подавали медицинской помощи и только послѣ заявленія нашего командира корпуса, генерала Мартоса коменданту лагеря, къ нимъ былъ посланъ нѣмецкій врачъ. Русскій врачъ, имѣвшійся въ лагерѣ, къ нимъ не допускался. Слѣдствіе о ихъ побѣгѣ, веденное лейтенантомъ Беецъ, имѣло характеръ сплошного издѣвательства. Заявленіе ихъ въ комендатуру обо всемъ, что съ ними творили, оставлено безъ всякаго послѣдствія. Заявленіе по тому же поводу на имя испанскаго посольства отправлено не было, хотя намъ заявили, что по нѣмецкимъ военнымъ законамъ побѣгъ наказывается арестомъ на 14 дней, но упомянутые офицеры сидѣли подъ арестомъ 24 дня и на дняхъ (7 іюля) по рѣшенію суда въ Кобургѣ, присуждены еще къ «комнатному аресту» на 4 недѣли.
Читать дальше