Мария Филимонова - Дихотомия «Свой/Чужой» и ее репрезентация в политической культуре Американской революции

При этом образ Другого в массовом сознании не представляет собой связного нарратива и не является цельным и логически непротиворечивым. Совсем напротив, историки, занимающиеся имагологией, обращают внимание на сосуществование в одном и том же обществе противоречащих друг другу образов одного и того же объекта 44 44 Напр.: Нойманн И.Б . Использование Другого. С. 274; Колоницкий Б.И . «Трагическая эротика». С. 14; Журавлева В.И . Понимание России в США. С. 1013–1029. . Все они также приходят к выводу о том, что реальные особенности объекта могут не иметь к его образу никакого отношения 45 45 Напр.: Колоницкий Б.И . «Трагическая эротика». С. 14. . М.А. Бойцов подчеркивает, что образ действительности служит одновременно ее отражением и способом воздействия на нее 46 46 Власть и образ. Очерки потестарной имагологии. С. 15. .

Все указанные выше особенности образа Другого приводят к выводу, что имагологическое исследование, как никакое иное, требует обширной источниковой базы. Более того, задача имагологического исследования – выявить в источниках то, что было для авторов «само собой разумеющимся» и, следовательно, не нуждающимся в специальной вербализации. Исследование визуальных образов в данном случае затрудняется также слабым развитием как живописи, так и карикатуристики в колониальной и революционной Америке.

Определение необходимого для исследования корпуса текстов также в определенной мере представляет собой проблему. Источниками представлений о Других для американцев XVIII в. могли быть личные контакты, связанные то с негативным опытом (таким стала, например, для лоялистки Мэри Олми французская бомбардировка Ньюпорта), то с позитивным (такими были для солдат Континентальной армии их первые контакты с канадцами). Опыт прямого контакта мог вступать в сложное взаимодействие с уже существующими в культуре стереотипами. Так, бесцеремонное поведение английских солдат, расквартированных в Бостоне, вызывало тем больший шок, что сталкивалось с официальным и принятым на веру представлением о доброжелательной метрополии, «родине-матери». Зато впечатления американцев, побывавших в России, в основном подтверждали уже сложившийся стереотип деспотического государства. Итак, образы Других могли формироваться в результате личного контакта с их объектами. Примером здесь могут служить образы Канады, сложившиеся у солдат Континентальной армии, образы Великобритании, Франции или России, формировавшиеся у путешественников, посещавших эти страны. Но чаще американцы получали сведения о европейских странах опосредованно: из географических сочинений, трэвелогов, исторических трудов, публицистики, романов. При этом информация на самом деле могла и не быть актуальной; так, в 1790-х гг. американские журналисты пытались понять национальный характер французов через сведения о галлах, содержащиеся в «Записках» Юлия Цезаря 47 47 Gazette of the United States. June 4, 1799. . Здесь, помимо слабой доступности информации, свою роль сыграли особенности просвещенческой ментальности. Культура Просвещения обладала развитым историческим сознанием. Болингброк, например, уверял, что «любовь к истории кажется неотделимой от человеческой природы» 48 48 Болингброк . Письма об изучении и пользе истории. М., 1978. С. 10. . История выступала как «учительница жизни», как источник готовых моделей, пригодных для использования в настоящем 49 49 Там же. С. 13. См. об этом также: Фридлендер Г.М. История и историки в век Просвещения // Проблемы историзма в русской литературе. Конец XVIII – начало XIX вв. Л., 1981; Барг М.А . Эпохи и идеи. Становление историзма. М., 1987. С. 291–341; Айзенштат М.П. Факторы актуализации прошлого в парламентской полемике Британии во второй половине XVIII в. // Люди и тексты. Исторический альманах. 2014. №6. С. 89–113; Она же . Прошлое в политической культуре Британии второй половины XVIII века // Диалог со временем. 2015. №51. С. 165–180. . Соответственно, закономерной частью образов Других, конструируемых в культуре XVIII в., служили исторические факты и исторические мифы.

Из сказанного можно сделать вывод, что образы Других могли отражаться в множестве разнородных источников: протоколах Континентального конгресса, в дебатах ратификационных конвентов 1787–1788 гг., в частных письмах и дневниках, в романах и в исторических сочинениях. Лишь привлекая самый широкий круг источников, можно выявить «имагологические мотивы» 50 50 Термин Е.В. Папиловой: Папилова Е.В . Художественная имаго-логия: немцы глазами русских. С. 4. Западные исследователи обозначают тот же феномен терминами «имаготип» (М. Фишер), «имаготема» (Ж.М. Мура), «паттерн». См.: Козлова А.А . Имагологический метод в исследованиях литературы и культуры // Обсерватория культуры. 2015. №3. С. 114–118; Иванова А.Д . О понятийном аппарате современной имагологии // Вестник ВятГУ. 2016. №11. С. 74–78. , обладающие определенной устойчивостью и переходящие из одного текста в другой.