Геннадий Левицкий - Женщины в истории Рима

На седьмой день в руках карфагенян оставалась только Бирса – самая мощная карфагенская крепость. Римляне устали проливать кровь, и когда к Сципиону пришла оттуда просьба о милосердии, он согласился даровать жизнь всем, кроме перебежчиков. Вышло вместе с женами пятьдесят тысяч карфагенян – всех их ожидало рабство.

«Перебежчики из римлян, приблизительно девятьсот человек, отчаявшись в своем спасении, бежали в храм Асклепия вместе с Гасдрубалом, женой Гасдрубала и двумя его маленькими детьми. Оттуда они упорно продолжали сражаться ввиду высоты храма, выстроенного на отвесной скале, к которому и во время мира поднимались по шестидесяти ступеням. Но когда их стал изнурять голод, бессонница, страх и утомление и так как бедствие приближалось, они покинули ограду храма и вошли в самый храм и на его крышу» (Аппиан).

В это время Гасдрубал, позабыв свои обеты и клятвы, бежал к римлянам. Гордого военачальника пред ликом смерти охватил такой страх, что он упал к ногам Сципиона и слезно молил сохранить ему жизнь.

«… Когда Гасдрубал, карфагенский военачальник, в положении просящего сидел у ног Сципиона, сей последний, окинув взглядом присутствующих, сказал: «Смотрите, какой внушительный урок дает судьба безумцам. Безумец этот – Гасдрубал, ибо недавно он отринул наши милостивые условия и говорил, что для него пламень горящего родного города – почетнейшая могила. И вот теперь с молитвенной веткой в руках он просит сохранить ему жизнь и на нас возлагает все упования свои. При виде этого человека не может не прийти на мысль каждому, что нам, смертным, никогда не подобает дозволять себе ни речей наглых, ни поступков» (Полибий).

Тем временем защитники храма Асклепия заметили Гасдрубала среди врагов и попросили римских передовых воинов на некоторое время приостановить битву. Едва Сципион исполнил эту просьбу, «как они обрушились на Гасдрубала с ругательствами, причем, то укоряли его за клятвопреступление, напоминая, как часто он клялся на жертвенниках не покидать их, то поносили его за трусость и душевную низость вообще. Речь их была полна насмешек и грубой беспощадной брани» (Полибий).

Излив таким образом свои эмоции, перебежчики подожгли храм. Огонь охватил здание, языки пламени, пожирая последних защитников Карфагена, вырывались наружу. В это время на крыше появилась жена Гасдрубала «в приличествующем ей пышном одеянии, а по обеим сторонам ее стояли два мальчика, одетые в короткие платьица, держа мать за руки; она прикрывала их собственной одеждой» (Полибий).

Окружившие храм римляне с ужасом взирали на страшное зрелище, лишь треск огня и стоны людей, горевших заживо, задыхавшихся в дыму, нарушали тишину. Жена Гасдрубала обратилась к Сципиону:

«Тебе, о римлянин, нет мщения от богов, ибо ты сражался против враждебной страны. Этому же Гасдрубалу, оказавшемуся предателем отечества, святилищ, меня и своих детей, да отомстят ему и боги Карфагена, и ты вместе с богами».

Затем, обратившись к Гасдрубалу, она сказала: «О преступный и бессовестный, о трусливейший из людей! Меня и моих детей похоронит этот огонь; ты же, какой триумф украсишь ты, вождь великого Карфагена?! И какого только наказания ты не понесешь от руки того, в ногах которого ты теперь сидишь?» Произнеся такие оскорбительные слова, она зарезала детей, бросила их в огонь и сама бросилась туда же.

С такими словами, говорят, умерла жена Гасдрубала, как должен был бы умереть сам Гасдрубал. И Сципион…, видя, как этот город, процветавший семьсот лет со времени своего основания, властвовавший над таким количеством земли, островами и морем, имевший в изобилии и оружие, и корабли, и слонов, и деньги, наравне с величайшими державами, но много превзошедший их смелостью и энергией, видя, как этот город, лишенный и кораблей, и всякого оружия, тем не менее, в течение трех лет противостоял такой войне и голоду, а теперь окончательно обречен на полное уничтожение, – видя все это, Сципион заплакал и открыто стал жалеть своих врагов» (Аппиан).

Подвиг жены Гасдрубала, от которого холодеет кровь, отражен во многих источниках; отличается лишь описание последних минут жизни детей. Согласно Титу Ливию она «с двумя детьми бросилась с крепостной стены в самое пламя горящего города». У Флора «схватив детей, она с кровли бросилась в пламя, подражая царице, основательнице Карфагена».

Время не сохранило имени жены карфагенского военачальника; остался лишь поступок, который поставил последнюю точку в истории достойно погибшего города.