Глеб Лебедев - Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси

Области культурно-исторического взаимодействия между Русью и Скандинавией можно сейчас дифференцировать и обозначить лишь приблизительно; тем не менее они отчетливо выявляются в разных группах источников. Выделяются четыре уровня обмена.

I. Материально-ценностный: представлен артефактами и материальными ценностями, включая монетное серебро и различные категории вещей, от керамики (славянской — в Скандинавии, скандинавской — на открытых торгово-ремесленных поселениях) до украшений. Обмен на этом уровне начинается в середине VIII в., достигая максимума в первой половине X в. Суммарный объем вовлеченных в этот обмен ценностей (условно 1,5 млрд «дирхемов», слав, «кун», приблизительно эквивалентный современным 5 млрд долларов США) распределен был в итоге в пропорции 1:2 между Скандинавией и Русью (соответственно 500 млн дирхемов/кун = 1,7 млрд долларов США — Скандинавии, 1 ООО млн дирхемов/кун = 3,3 млрд долларов США — Руси). «Пик» обмена в X в. дал, по-видимому, более 50% этих средств обеим сторонам, которые в дальнейшем использовали его, в нарастающем объеме и замедляющемся темпе (особенно в Швеции), во внутреннем обороте.

II. Семантически-знаковый: обмен знаковыми системами, художественными мотивами, образами. Надписи, граффити на монетах, заимствованные орнаменты, «вещи-гибриды», ономастикой, билингвизм свидетельствуют, что этот уровень обмена устанавливается в начале IX в. и достигает максимума в течение X в. Бытование рунической письменности на Руси начинается в первой половине IX в., прослеживается до конца Х-ХІ вв., а удерживается (пережиточно, в боярской среде «от рода варяжьска») до XII в. «Военно-дружинная графика» вырабатывает «княжескую эмблематику» геральдических знаков первых Рюриковичей в середине X столетия. Кириллический алфавит, сменив в конце X в. «дохристианские» знаковые системы, семантически значим для скандинавов, по крайней мере, до XII в.

Билингвизм «руси» с преобладанием скандинавской речи в среде «русов», засвидетельствованный в середине X в. (Константин Багрянородный), очевидно, актуален для предшествующих полутора столетий, но, судя по деформациям скандинавских имен, уже в течение IX в. заметно славянское воздействие, становящееся преобладающим к концу X в. Орнаментика демонстрирует сходный процесс, с появлением наиболее ярких «вещей-гибридов» в середине — второй половине X в. и освоением восточных мотивов и технологий в скандинавском ювелирном ремесле конца Х-ХІ вв.

III. Социально-политический: социальные институты и нормы, их взаимопроникновение также было двусторонним (ср. заимствования: слав, «гридь» и сканд. «torg»); по изменениям погребального обряда, распространению новых социальных атрибутов начало этого взаимодействия относится ко второй половине IX в., максимум — ко второй половине X в., а в XI в. осуществляется самостоятельная, в каждой из скандинавских стран и на Руси, реализация созданного, исходно — общего социально-политического потенциала, приобретающего средневековую, христианско-феодальную редакцию.

Практическим следствием этого взаимодействия и на Руси, и в Скандинавии стало строительство национальных государств Руси и, соответственно, Дании, Норвегии, Швеции. При наибольшей отдаленности наиболее динамичной из скандинавских стран того времени, Дании, тем не менее именно с нею устанавливаются наиболее ранние «параллели» социальных институтов (раннегородская застройка Рибе и Ладоги) и прослеживаются достаточно поздние и глубокие взаимодействия (почитание «мучеников Оденсе» православной церковью домонгольской Руси). Это определяет стабильный «скандобалтийский масштаб» социальных процессов.

Норвегия, уступая Дании в динамизме, в позднюю эпоху викингов теснее других скандинавских стран связана с Русью; и здесь «династический способ» взаимодействия на уровне королевского и великокняжеского родов, завершивший эру «конунгов-викингов», сопровождался глубоким духовным воздействием православного Востока, очевидно сопоставимым с успехами на Севере — «греческой церкви» по сравнению с римской, по крайней мере до оформления окончательного раскола 1054 г. Олав Трюггвасон с «греческим епископом Павлом» был вполне православным человеком, и Олав Святой не ощущал конфессиональной разницы с русскими родичами, как и его посмертные почитатели на Руси.

Швеция, теснее и непосредственнее других скандинавских стран связанная с Русью, выразила эту связь и в династическом браке Ярослава с дочерью Шетконунга, и в статусе «Ладожского ярлства», превращенного в своего рода porto franco для скандинавов 1020-1060-х гг. В итоге именно из Ладоги шведская государственность получила финальный импульс для окончательного оформления европейской державы «христианских королей Швеции» династии Стейнкиля 1060-1160-х гг.