Глеб Лебедев - Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси

Демографическая специфика, определяемая данным хозяйственным типом для Ильменского Поозерья и Ловати, убедительно раскрывается по материалам исследованных здесь в последние годы рядовых сельских поселений (Конецкий 1987, 1989). Особенность этой специфики — в неизбежном возникновении (на базе комплексного хозяйства) периодических «перегрузок» и выбросов избыточного населения, чем и определяется роль Поозерья как одного из исходных очагов новгородской колонизации и, следовательно, одной из «лабораторий формирования» великорусской народности.

Особенно ярко данная модель хозяйства проявляется на Ловати. Земледельческое освоение здесь, как показывают археолого-навигационные исследования, первоначально связанное с носителями «традиции сопок» (высоких погребальных насыпей), ограничено речными «луками» (разделенными речными «плесами», берега которых оставались практически недоступными для ранних земледельцев). «Луки» создавали специфический, весьма благоприятный комплекс условий для развития этой модели хозяйства: легкие плодородные почвы нижних речных террас, заливные луга, оптимальная близость водных и лесных угодий. Ресурсы, однако, были очень ограничены и территориально, и демографически, и потому здесь проявились следующие факторы:

1) резкий подьем «внутренней колонизации» долины Ловати по мере освоения тяжелых почв, связанной с передвижкой населения с «лук» на места деревень XII—XIV вв. (на коренных берегах);2) внешняя колонизация близлежащих и дальних соседних территорий, механизм которой, как и в Поозерье, определился, очевидно, еще в VIII—X вв. Как и Поозерье, Ловать, вероятно, была одним из небольших «демографических очагов», откуда постоянно поступали импульсы дальнейшего словено-новгородского расселения, прежде всего на территории со сходным набором условий.

Коммуникационная сеть регионального и местного значения в этом случае играла определяющую роль в формировании направлений и территорий нового земледельческого освоения Северной Руси славянским населением, то есть стала структурной основой формирующейся древнерусской народности в пределах Верхней, а затем и всей Северной Руси.

Поозерье было исходной зоной движения населения в бассейн Меты (частично занятый носителями «культуры псковско-вологодских длинных курганов», вероятнее всего, на дославянской финской основе), по течению Волхова, включая Старую Ладогу, и в сектор пространства, заключенный между двумя этими реками и раскрывающийся в просторы Русского Севера. Из Поозерья же, видимо, осваивались верховья Луги (в середине X в. и Луга, и Мета выступают как районы «окняжения», видимо сравнительно поздно освоенные словенским населением), а также Шелонь. Сектор пространства между реками Лугой и Шелонью по путям мелких рек Луго-Плюсского междуречья был освоен населением, выдвинувшимся к Чудскому-Псковскому озерам, а огибая Лужскую возвышенность — по переходу Шелонь- Череха (в районы Порхова) в низовья Великой, где возник Псков. В пределах всей очерченной территории «традиции сопок» также предшествует и частично сосуществует с ней население «культуры псковско-вологодских длинных курганов».Ловать, видимо, была плацдармом для освоения, прежде всего, пространства Приильменской низменности, где памятники предшествующего населения практически не выявлены, а условия для хозяйственного типа, свойственного «культуре длинных курганов», в большинстве случаев отсутствуют. Характер дославянского населения этой территории вокруг Старой Руссы остается неясным.

Население с «традицией сопок» распространялось также по речным путям снизу вверх по Ловати (пересекая болотистое Чернозерье в районе Великих Лук и достигая водораздела Ловать-Западная Двина), Полисти и другим рекам Околорусья, а также по Локне, выдвигаясь к Бежаницкой возвышенности и бассейну Верхней Волги. Одновременно с формированием обширной аграрной зоны южного Приильменья шло, таким образом, освоение локальных внутренних путей и водоразделов, а в ходе его — закрепление на ключевых участках переходов из одной крупной речной системы в другую: из бассейна Ильменя-Волхова-Ладожского озера в бассейн Западной Двины, Верхнего Днепра и Верхней Волги.

Проникновение «традиции сопок» в область древних «городищенских культур», видимо, отражает ранние взаимодействия летописных словен с кривичами («сидевшими» в верховьях Волги, Днепра и Двины) и является одной из предпосылок образования «северной конфедерации племен» IX в., или Верхней Руси, первоначально включавшей в свои пределы и Полоцк, Смоленск, а также поселения на Волге и в Волго-Окском междуречье района Ростова-Ярославля. Следует отметить, что сравнительно рано в «традиции сопок» наряду со словенским проступает скандинавский компонент, очевидно участвовавший в ее формировании (в таких районах, как Старая Ладога и, вероятно, Поозерье, исходных для ее дальнейшего распространения по речным путям).