Валерий Замыслов - Горький хлеб (Часть 2)

Пятидесятник вышел во двор, постоял, раздумчиво теребя бороду возле красного крыльца, а затем направился в княжьи терема.

- Дозволь, князь, слово молвить? - с низким поклоном спросил Мамон, войдя в господские покои.

Андрей Телятевский в одной просторной белой рубахе сидел за столом и заряжал огневым зельем8 самопалы и пистоли.

Князь собирался на озера - самое время дичь бить. Челяди своей заряжать пистоли больше не дозволял. Прошлым летом охотничий снаряд готовил ему Мамон. Пятидесятник переусердствовал, зелья лишку вложил. Пистоль на озере разорвало - князь руку себе опалил и слегка поранил. Пятидесятника кнутом самолично отстегал и с той поры сам огневое зелье себе готовил.

- Чего стряслось? - поднял голову от стола Телятевский.

- Мужики вчера маленько пошумели. Твою пашню засеяли, а бобыльскую да беглого люда загоны поднимать не захотели. Трех горлопанов мы в подклет свели.

Седни мужики смирились - вышли засевать поле. Мыслю, и этих крикунов неча в безделии держать. Прикажи выпустить, князь.

- Отчего приказчик мне ничего о смердах не поведал? - сердито проговорил Телятевский. - В вотчине гиль, а князь о том не ведает.

- Да шум не велик был, князь, - пряча вороватые глаза в пол, произнес Мамон. - А приказчик сказать тебе оробел. Серчаешь ты, князь, когда крестьяне не при деле.

- Довольно языком молоть, - оборвал пятидесятника Андрей Андреич и приказал. - Мужиков из подклета выгнать, кнутом поучить - и за соху.

Глава 15

БОРТНИК В СЕЛЕ ВОТЧИННОМ

Матвей вышел из дремучего бора на обрывистый берег Москвы-реки, перекрестился на золотые маковки храма Ильи Пророка и глянул на село, раскинувшееся по крутояру.

Вечерело. Солнце спряталось за взгорье. Скользили по реке, розовые тени. В густых прибрежных камышах пересвистывались погоныши-кулики, крякали дикие утки.

В Богородском тишина.

"Мужики, поди, все еще на ниве, - подумал бортник. - Долгонько князь страдников на пашне неволит. Ох, крутенек Андрей Андреич".

- Эгей, старик! Куда бредешь? - воскликнул появившийся на том берегу дозорный, выйдя из сторожевой рубленой избушки возле деревянного моста.

Мост - на дубовых сваях. Посередине реки сажени на три зияет дыра: мост разъединен. Вздыбился вверх удерживаемый по обеим сторонам цепями сосновый настил. В былые времена князь собирал немалую пошлину с Плывущих по Москве-реке торговых ладей и стругов9.

Теперь купеческие суда проходят беспошлинно. Отменил ее грозный царь Иван Васильевич.

Бортник, услышав оклик, ступил на мост и тоже в свою очередь крикнул:

- Соедини мост, родимый. В село иду.

Дозорный широк в плечах, сивая борода клином. Он в поярковом колпаке, кумачовой рубахе, в пеньковых лаптях на босу ногу. В правой руке рогатина, за кушаком - легкая дубинка.

Караульный пытливо вгляделся в пришельца, погрозил ему кулаком.

- Ишь какой борзый! А, можа, за тобой разбойный люд прячется, али орда татарская в лесу затаилась.

- Знамо, орда, - усмехнулся бортник и в свою очередь, приставив ладонь к глазам, зорко глянул на караульного и закачал бородой, посмеиваясь.

- Плохо зришь, Гаврила. Я бы тебя в дозор не поставил. Нешто меня, Матвея-бортника, не признал?

- А и впрямь ты. Тьфу, леший. Вон как бородищей зарос, мудрено узнать, - вымолвил Гаврила и принялся крутить деревянное колесо, связанное с настилом железной цепью.

Перейдя мост, Матвей поздоровался с дозорным.

- Как жизнь на селе, Гаврила?

- Люди мрут, нам дорогу трут. Передний заднему - мост на погост. Сам-то зачем наведался?

- В лесу живу, запасы кончились. Сольцы мыслю прикупить в лавке.

- Обратно когда соберешься?

- У знакомого мужика ночь скоротаю, а на утре в свою келью подамся. Поди, пропустишь?

- Ты вот что, Матвей... - дозорный замялся, крякнул. - Чевой-то кости зудят. Вчерась с неводом бродил. На княжий стол рыбу ловил, зазяб. Может, на обратном пути чарочкой сподобишь? Мне тут до утра стоять. Я тебе и скляницу дам.

- Привык прохожих обирать. Ну, да бог с тобой, давай свою скляницу.

Гаврила моложе бортника лет на двадцать. Служил когда-то в княжьей дружине, ливонцев воевал. Возвратившись из ратного похода, пристрастился к зеленому змию и угодил под княжий гнев. Андрей Телятевский прогнал Гаврилу из дружины, отослав его в вотчину к своему управителю. С тех пор Гаврила сторожил княжьи терема и стоял на Москве-реке в дозоре.

"Шибко винцо любит. Федьке замолвить о сем бражном мужике надо. Неровен час - и это в деле сгодится", - подумал бортник, поднимаясь по узкой тропинке к селу.