Валерий Замыслов - Иван Болотников (Часть 1)

- Подорожную3 нашли?

- Нашли, Ермила. За пазухой держал.

- Давай сюда... И деньги, деньги не забудь.

Ватажник с неохотой протянул небольшой кожаный мешочек.

- Сполна отдал? Не утаил, Авдонька?

- Полушка к полушке.

- Чегой-то глаза у тебя бегают. Подь ко мне... Сымай сапог.

Авдонька замялся.

- Не срами перед ватагой, Ермила. Нешто позволю?

- Сымай! А ну, мужики, подсоби.

Подсобили. Одноух вытряхнул из сапога с десяток серебряных монет.

- Сучий сын! Артельну казну воровать?! В яму!

Ватажники навалились на Авдоньку и поволокли за сруб; тот упирался, кричал:

- То мои, Ермила, мои кровные! За что?

- Атаман будет суд вершить. Нишкни!

- Что с купцом и возницами, Ермила? - спросил Давыдка.

- В подклет. Сторожить накрепко.

Яма. Холодно, сыро, сеет дождь на голову. Боярский сын в одном исподнем, босиком, зябко повел плечами. Наверху показался ватажник, ткнул через решетку рогатиной.

- Жив, боярин? Не занемог без пуховиков? Терпи. Багрей те пятки поджарит, хе-хе.

Багрей! На душе боярского сына стало и вовсе смутно: нет ничего хуже угодить в Багрееву ватагу. Собрались в ней люди отчаянные, злодей на злодее. На Москве так и говорили: к Багрею в лапы угодишь - и поминая как звали.

- Слышь, караульный

Но тот не отозвался: надоело под дождем мокнуть, убрел к избушке.

Багрей проснулся рано. За оконцами чуть брезжил свет, завывал ветер. Возле с присвистом похрапывал есаул. Пнул его ногой.

- Нутро горит, Ермила. Тащи похмелье4.

Одноух, позевывая, побрел в сени. Вернулся с оловянной миской, поставил на стол.

- Дуй, атаман.

Багрей перекрестил лоб, придвинул к себе миску; шумно закряхтел, затряс бородой.

- Свирепа, у-ух, свирепа!

Полегчало; глаза ожили.

- Сказывай, Ермила.

Одноух замешкался.

- Не томи. Аль вести недобрые?

- Недобрые, атаман. Худо прошел набег, троих ватажников потеряли. Боярский сын лихо повоевал.

- Сатана!.. Сбег?

- На стан привели. В яме сидит.

- Сам казнить буду... Что с обозом? Много ли хлеба взяли?

Одноух рассказал. Доложил и об Авдоньке. Багрей вновь насупился.

- Не впервой ему воровать. Ужо у меня подавится. Подымай, Ермила, ватагу.

- Не рано ли, атаман? Дрыхнет ватага.

- Подымай!

Разбойный стан на большой лесной поляне, охваченной вековым бором. Здесь всего две избы - атаманова в три оконца и просторный сруб с подклетом для ватажников. Чуть поодаль - черная закопченная мыленка, а за ней волчья клеть, забранная толстыми дубовыми решетками.

В ватаге человек сорок; пришли к атамановой избе недовольные, но вслух перечить не смели.

Обозников и купца привели из подклета; поставили перед избой и Авдоньку с боярским сыном.

Одноух вышел на крыльцо, а Багрей придвинулся к оконцу, пригляделся.

"Эх-ма, возницы - людишки мелкие, а купчина в теле. Трясца берет аршинника. Кафтан-то уже успели содрать... А этот, с краю, могутный детинушка. Спокоен, сатана. Он ватажников посек... Погодь, погодь..."

Багрей даже с лавки приподнялся.

"Да это же!.. Удачлив день. Вот и свиделись".

Тихо окликнул Одноуха.

- Дорогого гостенька пымали, Ермила. Подавай личину5.

- Аль знакомый кто?

- Уж куды знакомый.

Когда Багрей вышел на крыльцо вершить суд и расправу, возницы и купец испуганно перекрестились. Перед ними возвышался дюжий кат6 в кумачовой рубахе; лицо под маской, волосатые ручищи обнажены до локтей.

Купчина, лязгая зубами, взбежал на крыльцо, обхватил Багрея за ноги, принялся лобзать со слезами.

- Пощади, батюшка!

А из-под личины негромко и ласково:

- Никак, обидели тебя мои ребятушки. Обоз пограбили, деньги отняли. Ой, негоже.

Купчина мел бородой крыльцо.

- Да господь с ними, с деньгами-то. Не велика обида, батюшка, не то терпели. Был бы тебе прибыток, родимый.

- Праведные слова, борода. Прибыток карман не тянет! - гулко захохотал Багрей, а затем ухватил купца за ворот рубахи, поднял на ноги. - Чьих будешь?

- Князя Телятевского, батюшка. Торговый сиделец7 Прошка Михеев. Снарядил меня Ондрей Ондреич за хлебом. А ныне в цареву Москву возвращаюсь. Ждет меня князь.

- Долго будет ждать.

Пнул Прошку в живот; тот скатился с крыльца, ломаясь в пояснице, заскулил:

- Помилуй, батюшка. Нет за мной вины. Христом богом прошу!

- Никак, жить хочешь, Прошка? Глянь на него, ребятушки. Рожей землю роет.

И вновь захохотал. Вместе с ним загоготали и ватажники. Багрей ступил к Авдоньке.

- Велика ли мошна была при Прошке?

- Десять рублев8, атаман. А те, что Ермила нашел...