Валерий Замыслов: Иван Болотников (Часть 2)

Круг сказал:

- Лихо бился Нагиба. Допустить к чаре.

Теперь Мирон Нагиба весело сидел у котла и блаженно потягивал из баклажки.

Но чем больше хлебали донцы ухи, тем все меньше оставалось горилки в баклажках.

Устим Секира, глянув в пустую чару, пощипал смоляные усы, малость покумекал и, прищурив глаза, обратился к Болотникову:

- Дозволь слово молвить, атаман?

- Молви, Секира.

Казак поднялся на бочонок, скинул с плеч зипун, а затем сбросил с себя и рубаху. Ухватился руками за голый пуп, скорчился, страдальчески закатил глаза.

- Аль приспичило, Секира? - загоготал Емоха.

- Приспичило, братцы. Ой, пузу мому тошно!

- Никак рожать собрался.

- Хуже, братцы. Черт в пузе завелся. Мучает, окаянный!

- Так избавься, Секира!

- Пытал, братцы. Сидит!.. А ну послухай, Бобыль.

Нечайка подошел, приложил ухо к животу.

- Сидит, донцы!

- Во! Чуете, братцы. Каково мне, вольному казаку, черта терпеть! Ой, тошно, станишники! - пуще прежнего заорал Секира.

К нему подошел Емоха, ткнул в пуп рукоять сабли.

- Дай вызволю.

- Не! Черт сабли не боится.

- А чего ж он боится?

Секира картинно подбоченился, крикнул задорно:

- А ну скажи, скажи, казаки, чего нечистый боится?

- Горилки, - изрек вдруг дотоле молчавший Гаруня.

- Горилки!.. Горилки! - громогласно понеслось по станице.

Секира молитвенно воздел руки к небу.

- И до чего ж разумное войско у тебя, господи!

Спрыгнул с бочонка и ступил к Болотникову.

- Горилки треба, батько. Иначе не выбить черта. Дозволь из погребка бочонок выкатить. Дозволь на христово дело.

Так в погребе же последний.

- Ведаю, батько. Но ужель казаку с чертом ходить?

Секира пал на колени, сотворил скорбную рожу.

- Избавь от нечистого, батько!

Болотников рассмеялся, обратился к кругу:

- Мучается казак, донцы. Избавить ли его от сатаны?

- Избавить, батько! - рявкнуло воинство.

- Кати бочку, Секира! - махнул рукой атаман.

До перетемок гуляли казаки: плясали, боролись, горланили песни... А по мглистой степи разъезжали сторожевые дозоры, оберегая станицы от басурманских набегов.

ГЛАВА 3

РАЗДОРЫ

Пленный татарин так ничего толмачу и не поведал. Не испугала его и сабля Емохи, когда тот захотел отрубить ордынцу голову. Закричал, забрызгал слюной.

- Что он лопочет? - спросил Болотников.

- Лается, атаман. Называет нас презренными шакалами и шелудивыми собаками, - пояснил толмач.

- Дерзок ордынец.

Емоха вновь подступил к татарину с саблей.

- Не пора ли к аллаху отправить, батько?

- Аллах подождет, Емоха, - остановил его Болотников. - Нам татарский умысел надобен. Неспроста юртджи в Поле лезли.

- А может, на огне его поджарить?

- Этот и на огне не заговорит.

Болотников прошелся по куреню. Упрям ордынец! Свиреп, отважен, и погибель ему не страшна.

- Уведи его пока, Емоха, и покличь мне старшину.

Вскоре в курень явились старшина - пятеро выборных от круга. Среди них был и Гаруня.

- Нужен совет, донцы, - приступил к делу Болотников. - Ордынец уперся. Ничего не скажет он и под пыткой. Как быть?

Казаки не спешили: атаман ждет от них разумного совета.

Первым заговорил домовитый станичник Степан Нетяга, пожилой казак лет пятидесяти.

- Дозоры молчат, атаман. Татар в степи нет. Мыслю, пока нам нечего опасаться... А поганого посади в яму, и не давай ему ни воды, ни пищи. Не пройдет и двух дней, как он все выложит.

Выборные согласно закивали головами, один лишь Гаруня окаменело застыл на лавке.

- А ты что молвишь? - обратился к нему Болотников.

- Нельзя мешкать, хлопцы. Лазутчики зря к заставам не полезут. Надо, чтобы поганый заговорил немедля.

- Но татарин и под пыткой ничего не выдаст, - пожал плечами Нетяга.

- Выдаст... Выдаст за деньги. Надо отдать поганому часть нашего дувана10. Не было еще татарина, чтобы на золою не позарился, - проговорил Болотников.

- Дуван... поганому?! - вскинулись выборные.

- Не дело гутаришь, атаман. Дуван мы большой кровью добывали. Сколь добрых казаков за него положили. И теперь выкинуть басурману? - осуждающе высказал Нетяга.

- Не дело? - посуровел Болотников. - А дело будет, коли Орда на Русь хлынет. Ежели мы разгадаем помыслы татар, то успеем упредить все засечные крепости. И тогда спешно соберется рать. Соберется и достойно встретит поганых в Поле. Ни один ордынец не погуляет по Руси. Так неужель своих полтин пожалеем?

- Добро гутаришь, атаман, - молвил Гаруня. - На что казаку злато? Был бы конь, степь да трубка. Нехай берет злато татарин. Он его повсюду рыщет, он за него и башку потеряет. Нехай!