Когда хозяева отведали хлеба-соли, Секира облегченно вздохнул: дело к согласию.
- Хлеб-соль принимаем, а вас под образа сажаем, - молвил по обычаю Григорий Матвеич, легким поклоном указав свату и свахе на красный угол.
Тут Секира и вовсе возрадовался, да и Агата заулыбалась. Трижды земно поклонились они хозяевам и чинно пересели под образа. Домна же Власьевна горько и безутешно заплакала, но Григорий Матвеич прикрикнул:
- Буде, мать!
Домна Власьевна умолкла: была она тиха и покорна, но до конца уже сидела в затуге великой. Тяжко ей было Любавушку в чужие руки отдавать: тяжко было и Григорию Матвеичу, но тот все крепился, и чтоб не тянуть больше разговор и не травить душу, молвил:
- Противу божьей воли грешно идти... Подавай, мать, рядную грамотку.
Поднялась Домна Власьевна, малый столбец из-за божницы вынула, поднесла мужу с поклоном. Тот принял, усадил жену обок.
- Любава у нас не сиротой росла. Приданое припасли. Что бог дал, то и купцу-молодцу жалуем.
- Да купец и без приданого возьмет! - забыв про обычай, весело вскричал Секира.
Григорий Матвеич нахмурился.
- Не нами заведено, сваток, не нам и заповедь рушить. Мы, чать, с матерью не нищеброды.
Солома придвинулся с рядной к оконцу и начал не спеша вычитывать приданое. И казакам и жениху "по тому приданому" невеста "полюбилась". Теперь дело было за смотринами. Долго судили да рядили, кого выбрать в смотрильщицы, и наконец остановились на бабе казака Степана Нетяги.
- Женка Настасья видная, дородная, и разумом господь не обидел. Пусть идет к невесте, - постановили донцы.
Но больше всего споров выпало о "родне и гостях", которые должны были сопровождать Настасью. Родни у жениха не оказалось, а вот в "гости" набивалась, почитай, вся станица. Знали: будет у Соломы угощение с чарой. Поднялся такой галдеж, что аж у Войсковой избы стало слышно. Прибежал казак от атамана Васильева.
- Что за свара?
Казаки не отвечали и продолжали перебранку. С трудом поняв, в чем дело, "посол" захохотал и вернулся к Васильеву.
Пришлось унимать казаков Болотникову.
- Тихо, други! Как бы мы ни кричали, как бы мы ни бранились, но всей станице в избу Соломы не влезть. Да такое и на Руси не водится. На смотрины ходят малым числом. А посему пойдет невесту глядеть десяток донцов. И чтоб боле спору не было - кинем жребий. Любо ли?
- Любо, батько!
Вскоре десять счастливцев, вкупе со сватом, свахой и смотрилбщицей направились к невесте. Их никто не встречал: на смотринах хозяева из избы не выходили, однако для гостей стол накрывали. Вошедшие, перекрестив лбы, поклонились хозяевам и, по слову Григория Матвеича и Домны Власьевны, уселись на лавки. Перемолвившись несколькими обрядными словами, Настасья произнесла напевно:
- О купце-молодце вы наслышаны. Охота бы нам теперь куницу-девицу глянуть.
- Можно и глянуть, - кивнул Григорий Матвеич.
Любава вышла в голубом, расшитом шелками, сарафане, в легких чеботах красного бархата, тяжелую русую косу украшали жемчужные нити. Смущенно зардевшись, глянула на казаков и низко поклонилась, коснувшись ладонью пола.
Казаки довольно загутарили:
- Добра невеста! Гарная дивчина!
Но тут донцов оборвала строгая смотрильщица:
- С лица не воду пить. А ну-ка, голубушка, пройдись да покажи свою стать.
Любава еще больше застеснялась, застыла будто вкопанная. Нечайка Бобыль, оказавшийся рядом с Настасьей, заступился:
- Да полно девку смущать. Не хрома она и не кривобока. Чать, видели, нет в ней порчи.
- Цыц! - прикрикнул на дружка сват Секира. - Не встревай, коль обычая не ведаешь. Пройдись, Любава.
И Любава прошлась тихой поступью. Гибкая, рослая, с высокой грудью, глаза васильковые. Царь-девка!
- И-эх! - сладко вздохнул Нечайка.
Настасья же сидела с застывшим каменным лицом, а потом молвила:
- Не хвались телом, а хвались делом. Красой сыт не будешь. Пекла ли ныне пироги, девка?
- Пекла, Настасья Карповна. Пирог на столе.
Настасья придирчиво оглядела пирог, понюхала и разрезала на малые куски.
- Откушайте, гостюшки.
Гостюшки давно уже примеривались к румяному пирогу: почитай, и вовсе забыли запах пряженого. А пирог был на славу: из пшеничной муки, жаренный в масле, с начинкой из курицы. Ели, похваливали да пальцы облизывали. Настасья же пирога отведала самую малость.
- Сама ли пекла, девка? Не матушка ли Домна Власьевна тесто месила, да не она ли в печь ставила?
- Сама, Настасья Карповна.
- Ну, а коль сама, молви нам, что можно хозяйке из муки сготовить? пытала девку Настасья.
Читать дальше