Александр Строгов - Искривлённая история

Включая Г. Принципа, было арестовано 6 заговорщиков, из которых троих расстреляли. Сам Г. Принцип, будучи по австро-венгерским законам несовершеннолетним (ему исполнилось 19 лет), не мог быть приговорён к смертной казни и получил 20 лет тюремного заключения. 28 апреля 1918 г. он умер в тюрьме, официально – от туберкулёза (эта болезнь, которой Г. Принцип действительно болел, тогда считалась неизлечимой, став главной причиной, по которой на него обратила своё внимание «Чёрная рука»). Бомбист В. Чубрилович, приговорённый к 16 годам тюремного заключения, уже в 1918 г., в связи с распадом Австро-Венгрии, очутился на свободе. Закончив гимназию и университет, в 1939 г. он стал профессором Белградского университета. Отсидев в период немецкой оккупации пару лет в концлагере за антинацистскую пропаганду, в послевоенный период он занимал должность министра СФРЮ, был академиком.

Несколько строже поступило сербское правительство с теми, кто организовал покушение: Д. Димитриевич и два его наиболее видных соратника были расстреляны в 1917 г. по приговору Салоникского трибунала.

Как легко заметить, австро-венгерские власти вынесли не в пример более мягкие приговоры. Почему так случилось? Совершенно очевидный ответ: Г. Принцип действовал в их интересах, положив начало той самой войне, которую все так долго ждали. Одна из версий убийства, кстати, рассматривает шофёра эрцгерцога в качестве соучастника преступления, что едва ли соответствует истине – просто высокомерие и небрежность присутствовавших на месте высших чинов не оставили Францу Фердинанду ничего иного, кроме как следовать далее по назначенному маршруту, как оказалось, навстречу своей гибели.

Чтобы подтвердить откровенную причастность к данному событию немецких и австро-венгерских спецслужб, достаточно процитировать тогдашнего главу немецкого генштаба Г. фон Мольтке-младшего. Уже в мае 1914 г., незадолго до покушения, он, оценивая подготовительные мероприятия по осуществлению мобилизации в случае войны, заявил К. фон Гётцендорфу, главе австро-венгерского генштаба: «Начиная с этого времени, любая отсрочка будет уменьшать наши шансы на успех» . 1 июня, за четыре недели до покушения, в разговоре с бароном фон Эккардштейном, он, словно ожидая чего-то, заявил ещё более откровенно: «Мы готовы, и теперь, чем скорее, тем лучше для нас ».

Сразу же после этого двойного убийства, всколыхнувшего европейскую общественность, последовал обмен ультиматумами между странами-участницами конфликта. Сложная структура военно-дипломатических отношений, стратегические особенности операционных планов, имевших собственные приоритеты – всё это привело к тому, что о самом убийстве вскоре чуть ли не забыли.

Сербия, согласившись на ультимативные требования Австро-Венгрии самым жёстким образом наказать виновных (что потом и было сделано, несмотря ни на что), через месяц, 28 июля, оказалась в состоянии войны со своим соседом. Германия, которой не понравились мобилизационные предприятия в России, объявила ей войну 1 августа. Так как основным противником немцы полагали союзную России Францию, большая часть их войск (7 армий из 8) устремилась на запад, в тот же день аннексировав нейтральный Люксембург(!). Бельгия (также нейтральная), чья территория представляла собой отличный плацдарм для развёртывания широкого фронта наступления, столкнулась с ультиматумом кайзера: пропустить немецкие войска. Справедливый отказ привёл к вторжению, которое началось 4 августа, днём ранее немцы объявили войну Франции. Единственный, кто посмел сам первым объявить войну Германии (4 августа), был британский король Георг V.

Очевидная агрессивность Германии, которая, казалось, вообще не имела никакого отношения к вопросам правосудия в Дунайской монархии, свидетельствует о том, что она и была в первую очередь заинтересована в «какой-нибудь глупости», чтобы обеспечить участие Австро-Венгрии в войне. Франция, чьи эмиссары имели большое влияние на сербский двор (и на Д. Димитриевича), конечно, также рассчитывала найти повод для участия России в конфликте – хотя бы под предлогом помощи братским славянским народам.

С точки зрения коммунистов, особенно большевиков, все эти события выглядят исключительно кризисом капиталистических отношений, негласным сговором крупных промышленников, желающих получить от войны те прибыли, которых не могут добиться нормальным путём. К сожалению, такое утверждение верно лишь отчасти, что убедительно доказал Н. Анжелл и последующий ход событий. Как нетрудно заметить, кризис предыдущих десятилетий привёл к массированию частного капитала (впитывавшегося огромными акционерными обществами) и сращиванию его с военно-промышленной отраслью. Крупный капиталист поглощает более мелкого, даже если они производят совершенно разные товары; в конечном счёте, концентрация капитала вышла на уровень государственных бюджетов, и крупные страны начали поглощать более мелкие – даже если те им и не угрожали.