Братья Швальнеры - Т-34 и другие рассказы о войне

Потом, едва придя в себя, напившись воды, сквозь дым, гарь и копоть от подожженных ее товарищами дома и мукомолки продиралась Антонина к месту расстрела. Совсем маленький мальчик, лет трех, остался жив и просто без чувств лежал рядом с трупами родителей. Видимо, очередь не достала его по росту – он был ниже пулемета. Она погрузила его в машину и отвезла в детский дом. А тем же вечером – не разочарованная, а убитая поступком Сашки, который просто перестал для нее существовать как личность – нашла утешения в объятиях Бронислава.

Бронислав говорил ей, что собирается остаться.

– А ты не останешься?

– Но ведь здесь будут гитлеровцы!

– И что? Кто тебе сказал, что при них жизнь будет хуже нынешней?

– Да что ты такое говоришь?! Разве ты газет не читаешь, радио не слушаешь?

– В том– то и дело, что читаю и слушаю. Читаю то, что пишет Сталин, и слушают то, что он говорит. А кто тебе конкретно сказал, что он говорит правду? Разве маузер, которым ты давеча так ловко воспользовалась?

Тоня отвернулась, не желая продолжать разговор. Тогда Бронислав решил все объяснить подробнее.

– Ты не обижайся, а послушай. 20 лет назад Советская власть обещала всем свободу, равенство и братство – я как человек старший это помню. Что дала? Ничего. Только маузер и всеобщее равенство в колхозе или у стенки. Ни о каком братстве и свободе речи не идет. Людей обманули – обещали одно, дали другое. Сама видишь, как не хотят они отсюда уходить, а те, что когда– то ушли, то есть были изгнаны «абсолютно справедливым» строем, возвращаются в надежде на лучшее. А знаешь, откуда у людей такая надежда? Потому что хуже некуда. Самое темное время перед рассветом, а за ночью непременно наступает день. 20 лет мы живем тут хуже крыс. Нас заставляют убивать и сажать друг друга, а почему? Почему ты накануне так поступила? Потому что иначе не могла. Разве эта несчастная семья производила внутри тебя впечатление врагов Советской власти? Нет. Ты за свою жизнь боялась, потому и стреляла. Так же и на фронте. Солдаты десятками переходят на сторону врага, только нам об этом не говорят. А сражаются только тогда, когда оказываются в такой же ситуации, как и ты – когда позади них идут заградотряды с пистолетами и пулеметами. И ты этого всего не видишь только потому, что упрямо закрываешь глаза… Ладно я, но родителей своих послушай.

– Они старые, что их слушать…

– Старые, а значит, опытные. Опытнее тебя. И что, они лгать станут? Почему уходить не хотят?

– Говорить стыдно. Хозяйства пожалели. Совсем как мещане горьковские себя ведут…

– И ты в это веришь?

– А зачем им мне врать?

– А затем, что ты пришла в форме НКВД, и с тобой еще один такой же.

Суровая правда его слов раскрыла глаза Антонине. Она повернулась к нему и посмотрела ему в глаза. До нее начала доходить отвратительная и жестокая реальность его слов.

– Ты правда так думаешь?

– А что тут думать? Что они еще могут сказать? Гражданскую прошли с большевиками, а тут хозяйства пожалели. Они бы не пожалели, если бы знали, что завтра вернутся и наживут новое. А тут – мало того, что едут, неизвестно куда и в какие условия, так еще и без ничего. А вернутся ли? А если Советская власть навсегда уйдет вместе с ними с их родины? А если уйдет она вскоре и оттуда, куда им предлагают отправиться? Может такое быть?

– Может… – прошептала Антонина. Голос сел – но не от страха, а от внезапного потрясения.

– Так вот и решай, Антонина. Пойдешь в неизвестность с тем, кто едва тебя саму к стенке не прислонил, или останешься здесь, со мной.

Она посмотрела в его глаза. Он снова мало говорил о своих чувствах и о своем отношении к ней, но по глазам опять читалось куда больше. Подумав немного, она обняла Бронислава что было сил – и это значило ее окончательное решение.

Лето 1978 года, Москва

Андропов в тот вечер внимательно выслушал рассказ старика, а наутро пригласил в гости, в кабинет на Лубянку старого товарища – ветерана МВД и бывшего депутата Верховного Совета СССР Александра Сабурова.

– Ты Дударева Николая помнишь? – спросил Андропов, предлагая ветерану кофе с коньяком.

– Как не помнить? Наш старый ветеран, герой войны. Я же еще когда депутатствовал, устроил его к вам вахтером. Мужик– то он неплохой, только крепко выпить любит… Как ему там служится? Небось, совсем старый стал?

Андропов как будто не слышал своего собеседника:

– Ты знаешь, он на днях рассказал мне занимательную историю. Про то, что в Локоте – где вы вместе служили во время войны – осталась проживать некая мадам по фамилии Никитина… Антонина, которая у немцев, когда они там стояли, палачом служила!