Эдвард Павлович - Воспоминания изгнанника (из Литвы в Россию – XIX век)

– Повторяю, берегись! Держи ухо востро!

Потом ласковым голосом обратился ко мне и спросил, когда я намерен отъехать».

Вот такую инструкцию российский царь давал сановнику, отправляя его в Польшу. Вряд ли были указания другого рода своим наместникам.

На этом и остановим беглый взгляд на общественную жизнь Руси Литовской во время царствования Николая I. Добавим лишь к вышесказанному слова присяги, которую царь Николай давал при вступлении на трон в Варшаве 12 мая 1829 года:

«Dieu Tout puisant! Dieu de Mes Pères! Roi de Bois! 0 Toi qui crea Tunivers par Ta divine parole et dont la sagesse infinite forma l’homme pour gouverner le monde dans la voie de la verit e. Tu m’as appel e à être Boi et juge de la valeureuse nation polonaise. Je reconnais avec un saint respect les effets de Ta c eleste bont e envers moi, et en Te rendant grâce, pour Tes bienfaits, je m’humilie en même temps devant Ta divine Majest e. Daignes, o mon Maître et mon Dieu, eclairer mes pas dans cette carrière suprême et diriger mes actions pour l’accomplissement de cette haute vocation; que la sagesse qui environne Ton Trône soit avec moi, Fais la descendre des deux, pour que je sois p en etre de Tes volont es souveraines, et de la verit e de Tes commendements; que mon coeur soit dans Ta main et que je puisse regner pour le bonheur de mes peuples et pour la gloire de Ton Saint Nom, d’après la Charte octroy ee par mon Auguste Pred ecesseur, et d ejà jur ee par moi, afin que je ne redoute pas de comparaître devant Toi, au jour de Ton jugement eternel; par la gloire et la mis ericorde de Ton divin Fils J esus Christ, avec Lequel Tu es b eni, ainsi qu’ avec le Très el ement, Très-Vi-vifiant, Saint Esprit, jusqu’à la fin des siècles. Amen. (Русская старина. Записки кн. Merdera 1885 год).

Бог Всемогущий! Бог отцов моих, царь царей! Ты своим Божественным словом сотворил этот мир и человека, который благодаря твоей бесконечной мудрости, этим миром правил и вел по дороге правды. Ты назначил меня быть королем и судьей доблестного народа польского. Признаю и смиренно покоряюсь твоей небесной благости, и благодарю Тебя за все благодеяния Твои и покоряюсь Твоему Божественному величию. Мой Бог и Господин, освети мне путь в этом высоком назначении и руководи мной на этом благородном поприще, Пусть мудрость твоя, окружающая твой трон, всегда будет со мной. Спустись с небес, приму Твою высшую волю и правду твоих повелений, передаю свое сердце в руки Твои, чтобы мог я править народом моим во имя счастья и хвалы твоего Божьего имени, данными мне правами. не боясь стать перед обликом Твоим в День Страшного суда, во хвалу и милосердие Твоего Божьего сына, Иисуса Христа, и всеоживляющего Божьего Духа, благослови меня во веки веков. Аминь.

1859 год надолго остался в моей памяти. В этом году я окончил курсы живописи в Санкт-Петербургской академии, потом учился в Риме и Париже, вернулся в Литву и стал жить в Новогрудке. После моих длительных странствий заграницей я, наконец, оказался среди своих, мне повезло, моя артистическая натура прибилась к пристани именно там, где прошло мое детство и где меня обуревали юношеские грезы, где я был в окружении приветливых и близких мне по крови и духу людей. Там прошло немало моих счастливых дней и там, главное, я застал еще свежие следы моих соотечественников, которые светом своего гения осветили мой путь. Там открыл я свое предназначение служить Новогрудской земле, работать на благодатной ниве эстетического воспитания молодежи, там, я считаю, провел самые счастливые дни своей жизни.

Но прежде я должен для полноты моих воспоминаний коснуться дней, которые провел за пределами родины.

До 1858 года я жил в Париже. Это был памятный год в общественном движении, когда произошли события, которых ждали веками, освобождение крестьян от российского гнета. Проехав по большей части всей Европы, побывав в Германии, Бельгии, Франции, Испании и Италии, хотя цели моих путешествий были преимущественно художественные, я пришел к мысли, что надо сформулировать определенную программу для родного края, чтобы улучшить его жизнь. Надо было, в качестве краеугольного камня, поставить заново вопрос о крестьянской доли.

Никто сегодня не сомневается в том, что крепостничество проложило глубокую пропасть ненависти в народе, ослабило народ, что народная масса, униженная, подневольная, сыграла роковую роль в нашей судьбе. Естественно, что на это было обращено внимание всей Европы, что этот вопрос должен был занимать и занимал свое главное место в парижской «польской колонии». Так что ничего удивительного, что этот вопрос стал основным для шляхты и ее крестьян. Известно, что этот вопрос ставился много раз, но безрезультатно. Любая весть с родины облетала всю польскую общину. Хватало вестей и утешительных, но все таки, надо признаться, больше было неблагоприятных, причем даже не с той стороны, откуда можно было их ожидать.

Cтихи Сырокомли, в которых поэт возмущался увиденным, подтвердили вскоре то, чему не хотелось верить. Всколыхнув общество, долго находящееся в застое, они должны были расшевелить его, подвинуть к должным целям. Нашлись и те, а их было немало, кто громко ратовал за свои личные интересы, их голоса часто превышали голоса тех, которым было дорого и прошлое, и кто думал о будущем. Обеспокоенные переменами в крестьянской жизни, они искали всякие способы, чтобы эти перемены не оказались для них плачевными. (Не так давно эти перемены были целью усилий благородных господ и могли бы стать основой сохранения строя). Меня это все мало касалось. Их было меньшинство, хотя и вредное, но их слова уносил ветер. Их декламации ограничивались лишь патриотичными фразами, они не были вовлечены в общее дело, а позы жертв в своих великодушных порывах, не вызывали понимание.