Андрей Шестаков - Монгольское нашествие на Русь и Европу

«Объединение кочевых племен в единое государство клало конец межплеменным войнам, но не снижало демографического давления в степи. Если раньше, в годы климатического стресса, кочевники шли в набег на соседнее племя и численность населения снижалась за счет военных потерь, то теперь единственным способом спасения от голода было объединение сил степи и нашествие на земледельческие страны»[10].

Восточная часть Степного пояса лежит выше над уровнем моря, чем западная, содержит больше пустынных областей и отличается более континентальным и резким климатом. Восточная степь зимой надолго покрывается снегом. На западе зима мягче и короче, здесь степь не разрывают горные хребты и пустыни. Естественно, значительная часть кочевников, проживавших в восточной части Степного пояса, со временем начинала двигаться на запад с его более мягким климатом. Пройдя перевалы Памира, Тянь-Шаня и Алтая, кочевники попадали в степи, гораздо более удобные для проживания. Пройдя следующий перешеек между Кавказом и Уралом, они оказывались в непосредственной близости от плодородных земель России и Венгрии, открывавших дальнейший путь в Европу. Таким образом, сама природа степи способствовала движению кочевников все дальше на запад в направлении Средней Азии и Европы.

Однако истины ради следует отметить, что, возможно, все было не так. Дело в том, что историки до сих пор спорят о причинах, порождавших нашествия кочевников.

«Наверное, самый интригующий вопрос истории Великой степи: какова причина, толкавшая кочевников на массовые переселения и на разрушительные походы против земледельческих цивилизаций? По этому поводу было высказано множество самых разнообразных суждений. Их можно свести к следующим мнениям:

1) разнообразные глобальные климатические изменения (усыхание; увлажнение);

2) воинственная и жадная природа кочевников;

3) перенаселенность степи;

4) рост производительных сил и классовая борьба, ослабленность земледельческих обществ вследствие феодальной раздробленности;

5) необходимость дополнять экстенсивную[11] скотоводческую экономику посредством набегов на более стабильные земледельческие общества;

6) нежелание со стороны оседлых соседей торговать с номадами (излишки скотоводства некуда было продавать);

7) личные качества предводителей степных обществ;

8) этноинтегрирующие импульсы («пассионарность»)[12].

В большинстве из перечисленных факторов есть свои рациональные моменты. Однако значение некоторых из них оказалось преувеличенным.

Так, современные палеогеографические данные не подтверждают жесткой корреляции глобальных периодов пересыхания/увлажнения степи с временами упадка/расцвета кочевых империй.

Оказался ошибочным тезис о «классовой борьбе» у кочевников.

Не совсем ясна роль демографического фактора, поскольку поголовье скота росло быстрее, чем увеличивалось народонаселение, что приводило к стравливанию травостоя и к кризису экосистемы.

«Кочевой образ жизни, конечно, может способствовать развитию некоторых военных качеств. Но земледельцев было во много раз больше, они обладали экологически комплексным хозяйством, надежными крепостями, более мощной ремесленно-металлургической базой»[13].

Также спорным является вопрос о том, были ли у кочевников полноценные государства.

«Одни ученые считают, что кочевники самостоятельно могли достигнуть только предгосударственного уровня развития, другие полагают, что наиболее крупные объединения степняков имели оформившийся раннегосударственный характер, по мнению третьих, развитие кочевников затормаживалось только после достижения ими феодальной стадии развития, а четвертые отстаивают тезис о самостоятельном пути эволюции номадов»[14].

«…большинство писало о кочевом феодализме, другие – о “военной демократии” как эволюционных ступенях, соответствовавших кочевым обществам; третьи – изобрели особую “кочевническую формацию”. Были также ученые, конструировавшие более сложный эволюционный ряд: архаические империи – варварские государства – раннефеодальные государства, очевидно, пытаясь доказать, что историческое развитие в степях Евразии следовало западноевропейской модели»[15].

Такой разнобой в мнениях связан, по-видимому, с тем, что термины «кочевая государственность» или «кочевое государство» являются весьма расплывчатыми и неопределенными:

«Кочевники занимают особое место в процессах политогенеза[16], и это позволило даже поставить вопрос о том, можно ли кочевые образования считать государствами? Способны ли они были подняться до уровня такой сложной системы, как империя? […] Насколько имеет право на существование сам термин «кочевая империя» и как его трактовать? Может ли эта империя считаться государством?»[17]