Вячеслав Фомин - Варяги и Варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу

В-третьих, как показывают те же саги, норманны абсолютно не знали Днепровского пути, что, кстати, дополнительно не позволяет относить их к варягам IX — середины X века. Эти памятники, отразившие историю скандинавов, хранят, как установил в 1867 г. В. Н. Юргевич, «совершенное молчание… о плавании норманнов по Днепру и об его порогах». В связи с чем он задал весьма уместный в таком случае вопрос: «Возможно ли, чтобы скандинавы, если это были руссы, не знали ничего и нигде не упомянули об этом, по свидетельству Константина Порфирородного, обычном пути руссов в Константинополь?». Затем Д. И. Иловайский подчеркивал, что саги, столь много говорящие о походах скандинавов, вместе с тем ничего не сообщают о их плавании по Днепру и его порогам. О том же молчат, добавлял он, и западные хронисты [1275]. И это при том, что один из важнейших торговых путей Восточной Европы — Днепровский — был прекрасно известен варягам, которые, свидетельствует летопись, постоянно хаживали по нему и как послы, и как купцы, и как воины, и если его не знали скандинавы, то они, следовательно, не имели никакого отношения ни к его становлению, относимому к началу X в. [1276], ни к его активному функционированию в том же столетии. Норманист Г. С. Лебедев вынужден был признать, что знаменитый путь «из варяг в греки» «как особая транспортная система в северных источниках не отразился…», и объяснял это тем, что он представлял собой явление восточноевропейское, и норманны познакомились с ним лишь тогда, когда он уже сложился «как центральная государственная магистраль» [1277], иначе говоря, познакомились с ним уже после того, как давно уже сложилась вся его топонимическая номенклатура.

В-четвертых, в 1985 г. М. Ю. Брайчевский к «русским» названиям днепровских порогов привел убедительные параллели из осетинского (аланского) языка, вместе с тем подчеркнув, что из германских языков нельзя объяснить ни одного из них. Недавно В. П. Тимофеев вновь продемонстрировал, что они не имеют никакого отношения ни к одному из скандинавских языков, из которых, с нарушением норм, принятых в лингвистике, их пытаются вывести норманисты. По мнению А. Г. Кузьмина, названия днепровских порогов возникли в IX в., когда еще сохранялось двуязычие аланов-русов (они полностью перейдут на славянский язык в начале следующего столетия) и ведут к «Руси-тюрк» (Аланской Руси на Балтике или Норманскому каганату), созданную в IX в. русами-аланами после их переселения с Дона [1278]. В свете звучания в труде императора Новгорода как Немогарда, что предположительно может указывать на выходца с Южной Балтики, особое значение приобретает факт, на который давно обращено внимание в науке. Багрянородный дважды пишет πράχ, тогда как и он сам, и другие византийцы, — констатирует С. А. Гедеонов, — всегда передают славянское г своим γ». В связи с чем историк заключил, что он «передает не русское г в слове порог, а вендское h в слове prah…», и охарактеризовал его информатора либо новгородцем, либо южнобалтийским славянином [1279].

Бертинские анналы, написанные Пруденцием (ум. 861), повествуют, что в 839 г. к франкскому императору Людовику I Благочестивому в Ингельгейм прибыло посольство византийского императора Феофила, вместе с которым явились люди, утверждающие, «что их, то есть народ зовут рос («Rhos»), и которых, как они говорили, царь их по имени хакан («Chacanus»)» направил к Феофилу «ради дружбы». Последний просил Людовика, чтобы тот «милостиво дал им возможность вернуться в свою страну и охрану по всей империи, так как пути, которыми они прибыли к нему в Константинополь, шли среди варваров, весьма бесчеловечных и диких племен, и он не желал бы, чтобы они, возвращаясь по ним, подвергались опасности. Тщательно расследовав причину их прибытия, император узнал, что они принадлежат к народности свеонов («eos gentis esse Sueonum»)». Людовик, посчитав представителей хакана шпионами-лазутчиками, задержал их до выяснения, результат которого не известен [1280]. Под свеонами обычно понимают шведов и их имя читается, за исключением нескольких случаев, во всех переводах анналов. Как «шведы» «sueonum» звучит, например, у К. Кондратовича, переводившего для В. Н. Татищева статью Г. З. Байера «О варягах» (в которой впервые был приведен этот отрывок [1281]), с небольшими сокращениями затем включенной историком в первый том своего труда, так оно продолжает звучать у современных издателей [1282], что, конечно, не допустимо по правилам публикации источников, отвергающим любую модернизацию их текстов [1283]. Это, во-первых.