Юрий Петухов - Дорогами тысячелетий

Дальше, в марте же месяце в 3 часа ночи Вы мне заявили, что имеете возможность обеспечить всех военнослужащих в случае неудачи. Прошло семь месяцев, и Крым сдан. В августе месяце я доложил Вам, что благодаря Вашим помощникам Вы губите Родину, и просил отставки и суда. Ваш ответ — отставка и суд вредны.

В момент Вашего крушения я просил назначения — Вы меня назначили зрителем без власти.

Теперь всех сажают в лагерь военнопленных, а многие этого не желают. Не соглашавшихся с Вашей политикой даже не спрашивают, куда они отправляются.

На основании всего доложенного доношу: 1) голодаю, 2) голодают офицеры и солдаты и 3) спрашивают у меня: «за что?»

Я же ходатайствую перед Вами об ответе по тем обязательствам, которые Вы взяли на себя, принимая должность Главнокомандующего. Я обращаюсь к Вашей чести, ко всему святому, что у Вас есть, и прошу: спасите Родину и обеспечьте борцов за ее счастье, хотя бы в ущерб своим интересам. Вами обеспеченные бойцы под командой старшего из бойцов генерала Кутепова, хотя бы на новом фронте, исполнят свой долг».

Что произошло на «Корнилове», куда Кутепов возил мой рапорт, я не знаю, ибо ответа никакого я на него не получил, но не могу не отметить, что после подачи этого рапорта Шатилов отдал распоряжение об исключении из армии всех генералов, не занимавших должностей, хотя бы эти генералы и желали остаться в армии, и о перечислении их в разряд беженцев.

Я не знаю, много ли честных, исполнивших свой долг людей было выброшено таким образом на улицы Константинополя без крова, пищи и, по типичному беженскому выражению, «без пиастров», но я знаю, что я — Слащов, — отдавший Родине все, отстоявший Крым в начале 1920 года с 3000 солдат от вторжения 30 000 [27] Здесь Слащов преувеличивает. Силы были примерно равны. полчищ красных, — я, заслуги которого увековечил своим приказом сам Врангель, добавивший по просьбе населения к моей фамилии наименование «Крымский», — я выброшен за борт.

Я говорю все это не для того, чтобы хвастать своими заслугами, я намеренно подчеркиваю, что о них говорил не я, а сам Врангель, но я хочу сказать только, что если так поступил штаб со Слащовым, то чего же ожидать от него рядовому офицеру или солдату?

И вот под впечатлением этих мыслей и прочтя в газете «Presse du Soir» о собрании русских общественных деятелей и о вынесении ими резолюции, в которой они призывают к поддержке генерала Врангеля в дальнейшей борьбе против большевиков, я послал председателю этого собрания такое письмо (печатается в сокращении. — Ред.):

«…5. Известно ли вам, что я с первых шагов деятельности генерала Врангеля неоднократно указывал ему на несоответствие некоторых окружающих его лиц, деятельность которых приведет к гибели Родины, и что после этого, 4 августа 1920 года, я был освобожден от должности, якобы по причине расстроенного здоровья?

6. Известно ли вам, что я предложил генералу Врангелю план обороны Крыма, аналогичный с зимней кампанией 1919–1920 гг. и расширенный в смысле десантной операции. Основной идеей предложенного плана была невозможность обороняться зимою в окопах без жилищ (на Ющунских позициях отсутствовали землянки). Маневренная защита была отвергнута генералом Врангелем. Все мои предупреждения оправдались действительностью, а общественные организации теперь выступают на поддержку виновников потери нашей земли; к Счастью, мои рапорты д, телеграфные разговоры у меня сохранились, и я рассчитываю найти где бы то ни было печатный орган, который оповестит мир о настоящих причинах нашего несчастья…»

Недели через две я получил на это письмо такой ответ:

«…Милостивый государь!

Ознакомившись с содержанием Вашего письма и вполне давая себе отчет в исключительно тяжелом положении, в котором оказалась армия и беженцы, бюро политического объединения считает долгом с особой настойчивостью настаивать на мысли о необходимости в переживаемый момент общественного и индивидуального единения организаций, групп и отдельных лиц, представляющих за границей антибольшевистскую Россию, не отрицая вместе с тем возможности ошибок, неизбежных во всяком, а тем более в исключительно трудном деле. […]

ЮРЕНЕВ».

Вскоре после этого ответа генерал Врангель издал приказ о суде чести над генералами и секретно меня самого предал этому суду. Суд этот, рассмотрев мое «преступление», совершенное, кстати сказать, до учреждения этого суда, не считаясь с тем, что дает закону обратную силу, вынес какой-то неизвестный мне заочный (без производства дознания и следствия) приговор, следствием которого был такой приказ: