Фридрих Фурман - О греко-римской филантропии - от взаимности дарений к гуманизму и милосердию

Так что прав был, вероятно, бесстрастный стоик Сенека, утверждавший в упомянутом выше трактате, что «… благодеяния, переходя в последовательном порядке из рук в руки, тем не менее в конце концов снова возвращаются к дающему их».

Многие авторы, пишущие о греко-римской традиции филантропии, непременно считают нужным сказать, как это делает, к примеру, британский историк-эллинист Уильям Тарн, что в ней почти отсутствует филантропия в современном смысле 13 13 См. William Tarn, Hellenistic civilization London, 1 st ed., 1927 См. также – В. Тарн, Эллинистическая цивилизация , Москва, ИИЛ, 1949 – перевод книги издания 1941 г. на русский язык. Далее – В. Тарн . Под последней они имеют в виду осознанную богатыми необходимость организованной помощи бедным. Ту идею, что христианство унаследовало от иудейской и частично от египетской традиций филантропии, в которых помощь бедным со стороны богатых являлась религиозной обязанностью. Причем этот «грех», отмечает американский исследователь этой темы А. Хэндс, нередко ставится грекам и римлянам в вину 14 14 A. R. Hands, Charities and Social Aid in Greece and Rome , Cornell University Press, 1968, p. 11—16. Далее – Hands, 1968. (Литературные и иные цитаты, приведенные в англоязычном тексте Хэндса и использованные в этой книге, даны в моем переводе – Ф.Ф.) . Точно так же, как нередко упрекают, отвлекаясь от исторического контекста, иудейскую филантропию – мол, «лишь своим бедным» – другие авторы 15 15 См. Frank M. Loewenberg, From charity to social justice: the emergence of communal institutions for the support of the poor in ancient Judaism , Transaction Publishers, New Brunswick, NJ, 2001. Далее – F. Loewenberg, 2001. См. также – Ф. Фурман, Филантропия древних евреев: словами Закона и устами Пророков , Москва, Ридеро, 2018. Далее – Ф. Фурман, 2018. . Если же заглянуть в ранние издания работы Тарна, продолжает Хэндс, то окажется, что его заявление о «почти отсутствии филантропии в современном смысле» у древних греков дополняется еще одним упреком в их адрес. По его мнению, сострадание неимущим и несчастным имеет немного места в обычном греческом характере, поэтому у них не было в обычае помогать бедным как таковым. Идея равенства и демократии была столь могуча, что все, что ни делалось, было одинаковым для всех.

Но значит ли это, что у греков вовсе не было благотворительности? – задает риторический вопрос Хэндс, начиная свою классическую работу «Благотворительность и социальная помощь в Греции и Риме». Разумеется, была, считает он, но в иных формах, соответствующих социальному устройству, религии и этике того времени. Он обращает внимание на античную трактовку понятия benevolence 16 16 Сейчас в словарях benevolence определяется как благотворительность, сострадание, альтруизм по отношению к бедствующим. у Х. Болкестайна (H. Bolkestein), нидерландского историка греко-римского мира. Тогда у этого понятия был более широкий смысл, чем только помощь бедным и несчастным. И в нем тоже имело место сочувствие, сострадание и желание оказать поддержку нуждающимся, но – в контексте ином, чем в иудейской, а затем и в христианской концепции филантропии.

Здесь возникает вопрос о мотивах, стоящих за пожертвованием – один из самых неопределенных в филантропии, ибо мотивы эти всегда область догадок и предположений, иногда туманно формулируемых даже самим донором. То, чем он руководствуется, жертвуя свое добро другим, было во все эпохи, как правило, сложной смесью мотивов. Она простирается от религиозного долга, гражданского патриотизма и социального идеализма до личного удовлетворения и неудержимого, хотя, может быть, и скрытного, желания самовозвеличения. Сходная пестрота мотивов была свойственна и греко-римской филантропии. И если роль в ней милосердия и сострадания часто бывала минимальной, то не вспомнить ли, предлагает Хэндс, что, по мнению Гарри Вейзи (Harry Vaisey), послевоенного британского судьи, известного своими язвительными изречениями, существующая ныне правовая концепция благотворительности обязана своим происхождением причудам доброжелателей, начиная с елизаветинских времен.

Если выразить это, хоть и язвительное, но большей частью справедливое мнение на языке социологии, замечает Хэндс, то для принятого теперь на Западе понятия благотворительности вполне характерны три особенности:

– акт благотворительности не должен быть крайне эгоистичным;

– должен сопровождаться до некоторой степени чувством сострадания;

– и быть посвящен, хотя и не исключительно, тем, кто более всего нуждается в помощи.