Николай Троицкий - Фельдмаршал Кутозов. Мифы и факты

Хуже того. Торопясь увезти «огнегасительный снаряд», заняв под него сотни подвод, власть предержащие оставили в городе, обреченном на сожжение, 22,5 тыс. раненых [461] По официальным данным Государственного совета ( М.И. Кутузов . Т. 4, ч. 1. С. 471). Ф.В. Ростопчин называл 22 тыс. (Русский архив. 1901. № 8. С. 462), К. Клаузевиц — 26 тыс (указ. соч. Клаузевица. С. 214). , из которых очень многие, если не большинство, сгорели. «Душу мою раздирал стон раненых, оставляемых во власти неприятеля, — вспоминал А.П. Ермолов. — <���…> С негодованием смотрели на это войска» [462] Ермолов А.П . Записки. С. 206. «Раненых всех бросили», — сокрушался в те дни Н.Н. Раевский (1812–1814. С. 218). . Персональную ответственность за это несут и генерал-губернатор Москвы Ростопчин, и Барклай-де-Толли как главный распорядитель эвакуации войск из Москвы, но в первую очередь, безусловно, генерал-фельдмаршал светлейший князь Кутузов как главнокомандующий, высшее должностное лицо империи на театре военных действий. Что он чувствовал, оставляя на гибель десятки тысяч раненых, терзал ли его душу их стон, — неизвестно. Но, по данным и с русской, и с французской стороны, Кутузов 2 сентября приказал начальнику русского арьергарда М. А. Милорадовичу доставить французам записку, подписанную дежурным генералом П.С. Кайсаровым и адресованную начальнику Главного штаба Наполеона маршалу Л.А. Бертье. Записку доставил и вручил маршалу И. Мюрату (для передачи Бертье) штаб-ротмистр Ф.В. Акинфов (будущий генерал, декабрист). Французский генерал Ж. Пеле так передает содержание этой записки: «Раненые, остающиеся в Москве, поручаются человеколюбию французских войск» [463] Пеле Ж. Указ. соч. С. 90. .

Итак, Кутузов (вместе с Ростопчиным, но независимо от него) поджигает Москву, лишает ее «огнегасительного снаряда», бросает в городе, преданном неугасимому огню, — кроме оружия, знамен, бездны памятников отечественной культуры — 22,5 тыс. своих раненых и… поручает их «человеколюбию» неприятеля. Как это расценить? По-моему, здесь налицо верх цинизма, не только воинское преступление, но и (по современной терминологии) преступление против человечности [464] А.А. Смирнов считает такой ход Кутузова естественным, ибо, мол, «аналогично поступали и французы» (Эпоха наполеоновских войн: люди, события, идеи. М., 2000. С. 108–109). А я не могу даже вообразить, чтобы французы в 1814 г. зажгли Париж, вывезли из него «огнегасительный снаряд», бросили бы в нем 20 тыс. своих раненых и после этого поручили бы их «человеколюбию» россиян! Уверен, что любой француз поднимет Смирнова на смех за такое воображение. (Тем не менее признаем, что характер войн и взаимоотношений между противниками в начале XIX в. существенно отличался от современного и был более благородным. — Ред .) .

Добавлю к этому факт, преданный гласности только в 1989 г.: по пути от Бородина к Москве, в Можайске, Кутузов оставил от 10 до 17 тыс. (по разным источникам) своих раненых, которые гибли тоже в огне, зажженном самими россиянами, т. е., должно быть, по кутузовскому приказу. Вот и прецедент для Москвы! Как же объясняют такие действия фельдмаршала его советские и постсоветские биографы? Все они — все как один — хранят об этом гробовое молчание.

Сам Михаил Илларионович, оставив Москву, 4 сентября рапортовал царю (о раненых — ни слова!): «Все сокровища, арсенал и все почти имущества, как казенные, так и частные, из Москвы вывезены и ни один дворянин в ней не остался». Александр I, посчитав такой пиетет со стороны фельдмаршала к «благородному» сословию излишним, зачеркнул слово «дворянин» и сверху написал «почти житель» [465] М.И. Кутузов. Т. 4, ч. 1. С. 233. , но тогда он еще не знал, что в этой части фельдмаршальского рапорта нет ни слова правды. В действительности почти все сокровища, арсенал и «все почти имущества» остались в зажженном городе. Оставлены были в нем, среди прочих раненых, и офицеры (т. е. дворяне!), которых, правда, сами французы успели разместить вместе с собственными ранеными, что и спасло их от гибели в пожаре [466] См. об этом: Норов А.С . Война и мир 1805–1812 гг. с исторической точки зрения и по воспоминаниям современника. СПб., 1893. С. 72–74, 81; Распопов Н.М. Из воспоминаний // Русский архив. 1879. № 9. С. 40. .

Как после всего этого можно воспринимать последующие (во время бегства французов из России) сентенции Кутузова о том, что он жалеет русских солдат? Одно из двух — либо как блеф, либо как попытки искупить свою вину за избыток потерь при Бородине и, особенно, за гибель раненых в Можайске и Москве.