«еврейский» комиссариат, то есть чтобы он не стал органом «единого еврейского фронта», а оставался бы классовым органом и стоял бы на страже интересов еврейского пролетариата».
Партия, за неимением сил, никакой работы не вела на еврейском языке, даже после Февральской революции. Только после Октябрьской революции, в начале 1918 года, начинается коммунистическая работа на еврейском языке, которая проводится, однако, не под чистым партийным знаменем, а под советским. Главным орудием коммунистической пропаганды и агитации был так называемый «еврейский комиссариат».
Главное, на чем сразу же сосредоточил свое внимание новый «классовый орган», – это «на борьбе с оппортунистическими еврейскими рабочими партиями… и на организации местных еврейских секций» (110).
Евсекции – название еврейских коммунистических секций, задачей которых было уничтожение всех, даже самых нейтральных, еврейских организаций некоммунистического толка, которых они считали сионистскими и клерикальными, распространение коммунистической идеологии в среде евреев на
языке идиш, а также вовлечение их «в строительство социалистического общества».
Борьба Евсекций за вовлечение евреев в строительство социализма наглядно видна в названиях газет на идиш, в небольшом количестве представленных в книге.
«Социалистическая по содержанию и национальная по форме» печать на идиш на 90%
Газеты Одессы
Газеты других городов
представляла собой перевод казенной информации с обрывками сведений о собственной еврейской жизни. Это не могло не вызвать пассивный протест читателей (98).
Главной функцией Евсекции являлось антирелигиозная пропаганда и внедрение в еврейскую среду коммунистических идей. Это привело к тому, что через семь лет суммарный тираж всех газет на идиш упал и не превышал 15 тысяч, а расходились они, в основном, среди евсеков.
Низкую популярность газет можно объяснить непонятностью «революционного языка». Массовый читатель зачастую не понимал четвертой части газетного текста из-за новой лексики. Главным фактором, сдерживающим распространение еврейской коммунистической печати, было несоответствие интересов еврейских читателей с «политграмотой», которая преподносилась в этих газетах. Да и как могли совпадать интересы широких еврейских масс и большевиков, когда в августе 1926 года, во время совещания в ЦК ВКП (б) о выработке мер по борьбе с антисемитизмом, сам Семен Диманштейн, руководитель Еврейского комиссариата и ЦБ Евсекций, признал, «что после революции евреи даже проиграли, а не выиграли» (110). «Русский товарищ» Бройде – заместитель народного комиссара РСФСР по делам национальностей – направил в Президиум ВЦИК письмо 0 7206 от 27 декабря 1923 года, следующего содержания: «Считаю, что запрещение преподавания древнееврейского языка усиливает националистическое движение среди еврейских трудящихся, ввиду чего предлагаю особым циркуляром воспретить какие-либо стеснения в пользовании древнееврейским языком и литературой и, в частности, предоставить право преподавания древнееврейского языка в советских школах как предмета необязательного там, где будет выражено желание учащихся». А член Президиума ВЦИК, П. Г. Смидович сообщал в 1926 году в своей секретной записке, что запрещение преподавания древнееврейского языка «не имеет основания в законах нашего Союза».
В ответ И. М. Рашкес, инструктор по еврейским делам при Президиуме ВЦИК, ответил 27 февраля 1926 года совершенно секретным меморандумом, в котором доказывалось, что еврейское образование в СССР допустимо только на идише (110).
«Язык должен служить средством», ибо если речь идет, например, о школе, то там «единственной и основной целью является коммунистическое воспитание».
По инициативе и под руководством Евсекций закрывались многие общественные еврейские организации и были разгромлены ряд синагог с конфискацией ценностей в них.
Читать дальше