Олег Кодола - Populus labyrinthus. Люди из лабиринта

Интересной серией исследований стала попытка определения датировок различных археологических памятников Белого моря с помощью лихенометрических методик по росту колоний ризокарпоновых лишайников. Этими работами руководит кандидат биологических наук Иван Вячеславович Рудский (АНО «Лаборатория научных проектов»). Первые эксперименты, проведённые с образцами лишайников в лаборатории, позволили отточить методику, устранить возможные ошибки, и заложить вторую серию фотомониторинга колоний лишайника, результаты которой появятся не ранее 2028 года.

Наблюдая почти два десятка лет за своими коллегами по экспедиции – медиками, геологами, физиологами, геоморфологами, биологами, астрофизиками, ботаниками – я искал ответы на три классических вопроса, связанных с лабиринтами: когда, кто и зачем стал использовать сложную спиралевидную или лабиринтообразную символику, столь популярную во всём мире. Мои размышления лежали в областях археологии и палеоклиматологии, социально-культурной антропологии и этнологии, а также эволюции и генетики.

В этой книге мы подводим лишь промежуточный итог – познание не имеет окончания. Экспедиция продолжает действовать, серии исследований продолжаются, и, в конечном итоге, эта книга – ещё один камушек в общий рисунок лабиринта. Но для того, чтобы понять, отчего лабиринт стал так популярен, необходимо разобраться, какие модели поведения и алгоритмы мышления превратили нас в самых эгоистичных и умных приматов, использующих сложнейшую символику, состоящую из множества исключительно умозрительных конструкций.

Одна из главных причин, заставляющих человечество постоянно мигрировать и приспосабливаться – климатические изменения, возникающие по массе причин: природных, космических или антропогенных. Лев Гумилёв, при всей условности выдвинутой им «теории пассионарности», хорошо показал, как в изменившемся климате человек старается не изменять традиционному типу хозяйствования: если вы всю жизнь пасли табуны в степи, но много лет подряд льют дожди, степь превратилась в грязь с лужами, а кругом запрыгали квакающие твари, вы не научитесь есть лягушек, но возьмёте свои табуны и пойдёте искать новую родную степь. Исключения из этого ряда составляют катастрофы планетарного масштаба: они меняют среду моментально, вынуждая человека адаптироваться к совершенно новым условиям существования, полностью меняя сложившиеся модели поведения. Даже незначительные климатические колебания вызывали появление и крушение цивилизаций, приводили к рождению или уничтожению государств, закладывали начала культур и разрушали культурные общности, что уж говорить о катастрофических воздействиях.

Семьдесят четыре тысячи лет назад извержение супервулкана Тоба, произошедшее на Суматре, выбросив около 800 кубических километров пепла, резко понизило прозрачность атмосферы и привело к шестилетнему понижению среднегодовой температуры на 3—5 градусов Цельсия. Следы извержения Тоба находят от ЮАР до Гренландии. Спорят, было ли извержение причиной «бутылочного горлышка» – критического сокращения человеческой популяции, (1) или человечество всё же продолжало благополучно развиваться на приморских территориях. (2) Разноголосица вполне обоснованных исследований позволяет считать, что извержение Тоба резко снизило комфортность жизни на Земле, действуя катастрофически, особенно в близлежащих регионах; но далеко не везде. Те, кого катастрофа не затронула непосредственно, выживали в условиях моментального понижения среднегодовой температуры и резкого сокращения пищевой базы. Газопылевое облако, состоящее большей частью из диоксида серы, имеющего специфический, удушливый запах, несколько лет затемняло атмосферу Земли, поливая её кислотными дождями. Тем не менее, в условиях катастрофы изрядная (предположу, что меньшая) часть человечества выжила, то есть, адаптировалась. Речь, естественно, идёт о кратковременной физической адаптации. Если же, например, климат меняется «навсегда», или в ген человека в очередной раз встраивается часть вируса (как это, возможно, происходит в момент написания книги), физиологическая адаптация может закрепиться и превратиться в биологическую. Судя по средней частоте мутаций нашего гена, такое случается раз в 18—20 тысяч лет. Эволюция в широком смысле полностью укладывается в этот ёмкий термин – эволюция и есть непрерывная адаптация всех видов существ к меняющимся условиям.