Виктор Бердинских - Русская деревня. Быт и нравы

Вообще игры и забавы дети придумывали себе сами (и очень изобретательно). «Когда не возьмут на сенокос, ко мне подружки прибегут и мы идем смотреть — бегает ли по усадьбе баран. Если барана не выгонят, то мы возьмем ушат, привяжем его к барану. Баран бегает по ограде, а ограда была большая-большая, а мы сядем в ушат и катаемся. Играли в веревочку, в огорелыши, в третий лишний, через веревочку прыгали, в классы, играли в “солено мясо”. Куклы мы сами шили, тряпочные у нас куклы были. Голову из тряпок сделаешь, опилками набьешь, шейку как-нибудь, потом туловище тоже из тряпок делали и опилками набивали. Мячики еще делали тряпичные. Детство нелегкое было, но играли мы в игры разные, дети же были. На одной ножке надо было по деревне проскакать, чтобы взад-вперед не останавливаясь. На руках ходили. Пошли однажды на лабаз, там солома лежала. Я пошла на руках, и у меня что-то с головой сделалось. Я говорить и слышать не могла. Мы сразу пошли домой, и когда я вышла из лабаза, у меня все прошло. На Масленицу катались на санках, на катушках. Куклы были самодельные. Мы их сами шили. Я даже сама сделала ткацкий станок, поставила под окном и ткала половики для кукол. А потом я его положила в угол, зарыла и больше не нашла, сколько ни искала потом. В куклы мы играли на полатях, чтобы не мешать взрослым» (А. И. Рублева, 1921).

Огромным событием в детской жизни было возвращение отца с ярмарки или базара. Как правило, детям привозились гостинцы: сладости, сушки, обновки, украшения. «Очень хорошо помню, мне было лет пять — семь, отец приезжал с базара, а он ездил либо в Нему, Нолинск или даже в Киров, ездили на лошадях. Туда возили продавать обычно масло, мясо, мед, плели лапти, делали глиняные горшки, иногда возили зерно либо муку, если был хороший урожай. Мы его с нетерпением ждали. Нам, ребятишкам, он привозил всегда подарки: ленты, обновки какие-нибудь, обувь и, конечно, сладости, пряники, калачи, сахар в больших головах» (А. К. Коромыслова, 1914).

В некоторых семьях не были редкими и физические наказания детей (хотя очень многие опрошенные говорят, что их «пальцем никто не тронул» в детстве). Возможно, чаще они применялись к «приемкам» — детям-сиротам, перешедшим жить к родственникам. Вообще жизнь таких детей была иногда довольно тягостна. Т. Н. Скопина (1911) рассказывает о себе: «Родители рано умерли, а мы живем. На тычках выжили. Надо же подумать. Как оплеуху дадут, так не знаешь, куда бежать. А живем. Как это мы такие крепкие? Ни слатенького кусочка не видали, ни ласкового слова.

Ругались часто. Мы мешали, конечно. Из-за нас все. Теперь-то кто троих на иждивенье держать будет. Ни копейки ведь не платили.

Как-то дядя Миша с дедушкой разругались. Дед купил рыжики. А дядя не велел. Ой как разругались!..

Снова сошлись. За стол опять все садимся. “На хлеб нечего сердиться”. Ругались больше все матом. Ругаться да матом не сказать, тогда есть не интересно будет.

А мы опять с Валькой-сестрой дрались. Зачем я наперед пол вымыла. Давай меня за волосы таскать. Я больно смиренна была. А где и я не уступлю. Пойдем к бабушке жаловаться. Ладно, по головке погладит.

Сейчас вот детей мало в семье. Умрет, так ревут. А раньше как-то умирали быстро. Плодили как котенков. Пока рождается — всё рожают. Тетка Настасья семерых родила, а живет одна Маня. “Вы все живете, а у меня один силенок (ребенок), и тот умер”. Вот так здорово, а мы-то чем виноваты? Дяде детей надо. Вот тетка родит, мы уж водимся-водимся, пикнуть не даем. Одна соску держит, другая пеленает. Все равно год пройдет — умирают. Двое двойников девки по три месяца жили, уже четверо, Колька-парень, Васька-парень, Маня уже седьмая одна выжила, да и то наперед нас умерла.

Мне запомнилась одна колыбельная песенка, которую пела моя тетя:

Нередко родители, чтобы сэкономить хлеб зимой, сбывали лишний рот на сторону — отдавали своих детей в няньки на длительное время. А. Т. Дудоладова (1915) была, конечно, в няньках много дольше других детей: «Работать начала рано. В семь лет отдали меня в няньки, жила в разных деревнях в четырех семьях. Домой из нянек вернулась в пятнадцать лет».

Жизнь в няньках была очень несладкой. «Пожила лет до восьми, и отдали меня в няньки в соседнюю деревню за 8 верст. Ну и натерпелась я там! Хозяева злы попались, все ругали, заставили ночью водиться. Сидишь в темноте, да и уснешь. Дитя заплачет, хозяйка проснется — ударить может и обидеть. Тяжело было, ведь сама еще ребенок! И поиграть, и поспать хочется. А за стол сядешь и боишься лишнюю крошку взять. Вот так и жила. А если отпустит хозяин домой, бежишь, как праздник какой. Поживешь денек дома, и не хочется обратно возвращаться. Ревешь, а мама в спину подталкивает, а сама вся в слезах» (К. А. Рублева, 1918).