Алексей Федотов - Сенявин

Санкт-Петербург. Старинная гравюра. Худ. О. Элигер

Распростившись меж собою, батюшка садился в сани, я целовал его руку, он, перекрестя меня, сказал: «Прости, Митюха, спущен корабль на воду, отдан Богу на руки. Пошел, ямщик!» и в миг он из глаз сокрылся».

В этом же году Голостенову Алексею Давидовичу было присвоено звание подполковник и он был назначен главным инспектором в Морском шляхетском корпусе. Позже он дослужился до звания генерал-майор и был правителем Костромского наместничества « человек весьма крутого нрава и притом любившего хорошо кутить, а больше выпить ». Морской корпус в это время после пожара был переведён в Кронштадт в здание Итальянского дворца. Перед ним находится пруд, которой является частью Купеческой гавани. Из окон морского корпуса ученики каждый день видели корабли и поднимались на практические занятия прямо на палубу военных фрегатов. Директором морского корпуса был вице-адмирал, генерал-интендант, член Адмиралтейств-коллегии Иван Голенищев-Кутузов. Он не часто появлялся в классах, но в вёл в штаты учителей разных наук, таких как: « учитель эволюции и морской практики, корабельной архитектуры, механики, артиллерии и фортификации; для словесных наук учитель философии, географии, генеалогии, риторики; учителя иностранных языков, французского, датского, шведского, английского, немецкого: учителя чистописания и правописания, танцмейстер, фехтмейстер, такелажник и боцман» . Молодой и шустрый Дмитрий, много шалил и мало интересовался учёбой и вскоре оказался в числе худших по учению и поведению. Его уже хотели отчислить, но Голостенов рассказал о племяннике капитану 1 ранга Сенявину, жившему в Кронштадте. Вот как описывает учение в морском корпусе сам кадет Дмитрий Синявин: « Три года прошло, но я все в одних и тех же классах; наконец наскучило, я стал думать, как бы поскорее выбраться на свою волю. Притворился непонятным, дело пошло на лад, и я был почти признан таковым, но, к счастью моему, был тогда в Кронштадте дядя у меня, капитан 1-го ранга Сенявин. Узнав о намерении моем, залучил меня к себе в гости, сперва рассказал мне все мои шалости, представил их в самом пагубном для меня виде, потом говорил мне наилучшие вещи, от которых я убегаю по глупости моей, а потом в заключение кликнул людей с розгами, положил меня на скамейку и высек препорядочно, прямо как родной, право, и теперь то помню, вечная ему память и вечная моя ему за то благодарность. После обласкал меня по-прежнему, надарил конфектами, сам проводил меня в корпус и на прощанье подтвердил решительно, чтобы я выбирал себе любое, то есть или бы учился, или каждую неделю будут мне такие же секанцы. Возвратясь в корпус, я призадумался, уже и резвость на ум не идет, пришел в классы, выучил скоро мои уроки, память я имел хорошую, и, прибавив к тому прилежание, дело пошло изрядно ». Двоюродный дядя это 50-летний контр-адмирал Николай Иванович Сенявин(двоюродный брат вице-адмирала Алексея Синявина), который исполнял должность главного командира в Кронштадте.

Из кадетов Дмитрий Синявин был переведён приказом в гардемарины в начале 1778 года и в этом же году совершил « первую кампанию » в море. Морскому корпусу был передан 66-пушечный корабль « Преслава » под управлением капитана 2 ранга Ивана Фёдоровича Сенявина(двоюродный дядя Дмитрия), на котором все гардемарины и некоторые сухопутные унтер-офицеры Семёновского и Измайловского полка выходили в учебное плавание до Ревеля. Всем воспитанникам выдали новую форму одежды (зелёные кафтаны и белые сюртуки), яловые туфли (« шиблеты ») с большими пряжками, чёрные треуголки и шпаги. Вот как вспоминает об этом походе Дмитрий: «…будучи в Ревеле в ожидании корабля от города Архангельска, чтобы с ним соединиться и вместе следовать в Кронштадт, случилось в первых числах сентября время дождливое и холодное. После просушки парусов и прикрепления их упал у нас матрос в воду с грот-брам-рея. В тот самый миг офицеры и матросы бросились все на борт, кто кричит: „Давайте катер!“, другой кричит: „Хватайся, хватайся!“, а человек еще и не вынырнул. Суматоха сделалась превеликая, упавший матрос был из рекрут, тепло одет, в новом косматом полушубке, крепко запоясан, что и препятствовало ему углубиться далеко. Он скоро вынырнул, не робея нисколько, отдуваясь от воды и утираясь, кричал на салинг: „Добро, Петруха, дай только мне дойти на шханцы, я все расскажу: эку штуку нашел дурак, откуда толкаться“. Мы тогда почти все захохотали. Вот что бывает с людьми. Несколько секунд назад все почти были от ужаса в беспамятстве, а потом хохочут. Матрос скоро взошел на корабль, повторяя те же слова на шханцах. Позвали Петруху с салинга, спрашивали его, но Петруха божился, что не толкал его, а сказал ему только: „Экой мешок, ступай на нок проворней, а не то я тебя спихну, а он, дурак, взявши и полетел с рея“. Тут мы больше еще смеялись и помирили их. Чудно, что, падая с грот-брам-рея, нигде он не зацепился и даже ни за что не дотронулся и после был здоров совершенно. Множество я видел подобных ему примеров».