Игорь Фроянов - Рабство и данничество у восточных славян

Обострение классовой борьбы на исходе X в. «в форме усиления разбойничества» наблюдал А. А. Зимин. 639«Конец Х-начало XI в., — писал исследователь, — были временем острой классовой борьбы. Летопись сообщает о серьезных мерах, предпринятых князем Владимиром против "разбойников"». 640Участившиеся разбои, по А. А. Зимину, были выражением недовольства «народных масс новым феодальным порядком». 641Жертвой разбоев стали превращающиеся в феодалов княжеские дружинники и воины. 642

Л. В. Черепнин не сомневался в том, что «умножение разбоев» во времена Владимира явилось результатом «развития феодальных отношений. Разбой (или вооруженное нападение на лиц, обладавших имуществом, их ограбление и часто убийство) представлял собой в ряде случаев не просто уголовное деяние, а акт классовой борьбы, социального протеста со стороны людей, терявших в процессе феодализации землю и стоявших на грани потери свободы. Активные выступления этих людей были опасными для господствующего класса». 643Отмечая, что летописный текст о «разбоях» в княжение Владимира «носит следы явной литературной стилизации», Л. В. Черепнин подчеркивает: «Но бесспорно отвечают реальной действительности такие явления, как усиление классовой борьбы при Владимире, бывшее следствием процесса феодализации, распространение новой формы массового социального протеста — разбоев, поиски в правящих кругах средства борьбы с выступлениями антифеодального характера и укрепления своей власти». 644Л. В. Черепнин, подобно В. В. Мавродину, допускает разбои как «простые уголовные деяния», говоря, что «в ряде случаев» (следовательно, не всегда) И за ними скрывались акты классовой борьбы.

Односторонне оценивает летописные разбои М. Б. Свердлов: «Раннефеодальные отношения, рост эксплуатации непосредственных производителей в системе государства и в господском хозяйстве привели к первым социальным конфликтам в конце X — начале XI в., что отразилось в предании о замене Владимиром вир казнью разбойников...». 645Под последними скрывались зависимые крестьяне. «Именно беглые зависимые крестьяне, разорявшие дворы господ, убивавшие княжеских мужей и слуг, воспринимались господствующим классом как разбойники наряду с уголовными преступниками». 646Замену киевским князем виры казнью, а затем — казни вирой М. Б. Свердлов определяет как реформу, смысл которой заключался не в том, что «Владимир-христианин пытался ввести за разбой смертную казнь, возможно, ссылаясь на византийское право, а в попытке казнями прекратить разбои или сократить их количество». Далее у автора следует ответственный, но не аргументированный вывод: «Таким образом, введение такой меры наказания на Руси связано с ростом классовых противоречий». 647М. Б. Свердлов, говоря о том, что Владимир «вернулся к прежней системе взимания вир», так поясняет княжескую меру: «Но то было не просто возвращение к прежней практике. Вместо индивидуального наказания посредством казни устанавливалась коллективная ответственность верви, которая должна была выплатить огромные суммы в 40 и 80 гривен, если она Укрывала преступника или соглашалась платить за него (ст.ст.19, 20 КП, ст.ст.3-8 ПП)». 648

Это — натяжка. Летописный текст не дает никаких оснований рассуждать об установлении «коллективной ответственности верви» уже по той причине, что вервь в нем не упоминается. Не позволяет данный текст считать преступника, совершившего разбой, лишь членом верви, тем более что вервь, какой мы знаем ее по Русской Правде, будучи промежуточной формой между роевой и соседской общинами, в эпоху Владимира только вырождалась, сменяя родовую общину, исторически исчерпавшую себя. 649Все это делает, на наш взгляд, искусственным и произвольным сопоставление летописной записи 996 г. со статьями 19, 20 Краткой Правды и 3-8 Пространной Правды, проводимое М. Б. Свердловым.

Завершая историографическую справку, назовем еще и В. И. Буганова, определяющего разбои, упоминаемые Повестью временных лет под 996 г., как покушения на жизнь и собственность древнерусских феодалов. 650

Итак, мысль о разбоях конца Х-начала XI в. как классовой борьбе, порожденной развитием феодализма на Руси, пользуется чуть ли не всеобщим признанием у современных историков. Есть, впрочем, и исключения.

Б. А. Рыбаков, изучая былины об Илье Муромце, убедился в том, что крестьянское происхождение богатыря и его приезд в Киев издалека «вполне объяснимы исторической обстановкой 988-993 гг.». По догадке ученого, борьбу Ильи с «Соловьем Разбойником и станичниками, прокладывание "дорог прямоезжих" надо связывать с летописной записью 996 г. о казни разбойников. Даже отношение Ильи к разбойникам такое же переменчивое, как и само постановление боярской думы 996 г.: то он их казнит, не боясь греха, то милует». 651В облике Соловья Б. А. Рыбаков разглядел «не столько придорожного грабителя (такие существуют в былинах отдельно от Соловья), сколько представителя тех косных сил родоплеменного строя, которые были чужды государственности, боролись за свою обособленность, противодействовали "дорогам прямоезжим" через их лесные земли,— дорогам, которые теперь особенно понадобились для связи юга с землями Вятичей и Кривичей». 652