Игорь Фроянов - Рабство и данничество у восточных славян

Как явствует из наблюдений этнографов, первобытные люди жили в замкнутом мире. «В этом замкнутом мире, который имеет свою причинность, свое время, не сколько отличные от наших, члены общества чувствуют себя связанными с другими существами или с совокупностями существ, видимых и невидимых, которые живут с ними. Каждая общественная группа, в зависимости от того, является ли она кочевой или оседлой, занимает более или менее пространную территорию, границы которой обычно четко определены. Эта общественная группа не только хозяин данной территории, имеющий исключительное право охотиться на ней или собирать плоды. Территория принадлежит данной группе в мистическом значении слова: мистическое отношение связывает живых и мертвых членов группы с тайными силами всякого рода, населяющими территорию, позволяющими данной группе жить на территории, с силами, которые, несомненно, не стерпели бы присутствия на ней другой группы. Точно также, как в силу интимной сопричастности всякий предмет, бывший в не посредственном и постоянном соприкосновении с человеком, — одежда, украшения, оружие и скот — есть человек, отчего предметы часто после смерти человека не могут принадлежать никому другому, сопутствуя чело веку в его новой жизни, точно так и часть земли, на которой живет человеческая группа, есть сама эта группа: она бы не смогла жить нигде больше, и всякая другая группа, если бы она захотела завладеть этой территорией и утвердиться на ней, подвергла бы себя самым худшим опасностям. Вот почему мы видим между соседними племенами конфликты и войны по поводу на бегов, нападений, нарушения границ, но не встречаем завоеваний в собственном смысле слова. Разрушают-истребляют враждебную группу, но не захватывают ее земли. Да и зачем завоевывать землю, ежели там неминуемо предстоит столкнуться с внушающей страх враждебностью духов всякого рода, животных и растительных видов, являющихся хозяевами этой территории, которые несомненно стали бы мстить за побежденных». 35По Л. Леви-Брюлю, чьи слова мы только что цитировали, мистическая связь «между общественной группой и почвой столь тесна и близка, что не возникает даже и мысли об изъятии земли из собственности определенного племени. При таких условиях собственность группы "священна"... она неприкосновенна, и на деле ее не нарушают, поскольку коллективные представления... сохраняют свою силу и власть». 36

Соображения Л. Леви-Брюля находят подтверждение в современной науке. В одном новейшем обобщающем этнографическом исследовании читаем: «Даже в более развитых обществах, когда войны временами вели к перераспределению земельных ресурсов, захват территории, за редчайшими исключениями, не являлся целью вооруженных нападений. Последние велись прежде всего для того, чтобы обескровить противника, подорвать его материальное благосостояние и, если возможно, изгнать как можно дальше. Что же касается его территории, то она считалась местом обитания духов предков побежденных, и из страха перед сверхъестественными силами чужаки, как правило, не отваживались сразу здесь селиться». 37То же самое надо сказать и о присоединении земель побежденных к земельным владениям победителей: в силу сакральных причин оно было попросту невозможно.

Однако Л. В. Черепнин нам говорит, будто из летописи «можно заключить, что одновременно с установлением даннической от себя зависимости отдельных славянских земель князья стремились освоить эти территории путем строительства там крепостей, где селились их дружинники». 38В итоге общинники «утрачивали возможность свободно пользоваться доходами от своих земель, становившихся верховной собственностью государства, право самим распоряжаться продуктами своего труда, часть которых присваивалась господствующим классом в форме дани». 39

Перед нами схема, весьма далекая от реальной действительности. Столь же схематичны и потому безжизненны представления М. Б. Свердлова, согласно которому «включение племенных княжений в состав территории Древнерусского государства являлось формой установления раннефеодальной эксплуатации непосредственных производителей через систему податей». Само же это включение «означало замену племенной верховной собственности на землю государственной, распространение государственного суверенитета на племенную территорию, в связи с чем "внешние" племенные границы становились государственными, а рубежи, отделявшие племенное княжение от Древнерусского государства, ликвидировались». Автор заключает: «Таким образом, в IX-X вв. происходило становление верховной собственности государства на землю, что выражало систему поземельных социально-экономических отношений господства и подчинения в пределах Древней Руси, которые обеспечивали обогащение и воспроизводство господствующего класса». 40Тут сказывается односторонний, сугубо классовый критерий в оценке явлений древности, который проступает еще более зримо в другом рассуждении М. Б. Свердлова: «Установление верховной собственности государства на землю — основное средство производства и "всеобщий предмет человеческого труда" (К. Маркс. — И. Ф.) имело решающее значение в процессе классообразования в Древней Руси». 41