Езид Гехинский - Слово мудрости. Афоризмы, размышления, наставления. Книга пятая

Но не хочу, о други, умирать;

Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;

И ведаю, мне будут наслажденья

Меж горестей, забот и треволненья:

Порой опять гармонией упьюсь,

Над вымыслом слезами обольюсь,

И может быть – на мой закат печальный

Блеснет любовь улыбкою прощальной.

С приходом сияния нового дня

Днем меньше осталось у вас и меня.

Ах, дни озоруют и век наш воруют

При свете ярчайшего в мире огня!

Считай всякий день, что тебе выпал, последним, и будет милым тот час, на который ты не надеялся.

Самообладание, как все качества, развивается через упражнение. Кто хочет управлять страстями в зрелом возрасте, должен учиться этому в юности.

Иные люди с годами становятся столь непохожими на самих себя умом и сердцем, что каждый, кто судит о них по тому, какими они были в ранней молодости, впадает в ошибку.

Время уносит все: длинный ряд годов умеет менять и имя, и наружность, и характер, и судьбу.

Скупость есть порок старости, как расточительность – юности.

Скупость льнет к старости; любовь – к молодости.

Скупость не требует ни расточения сил, ни юности, ни здоровья: чтобы сберегать доходы, не нужно ни суетиться, ни хлопотать – достаточно лишь прятать деньги в сундук и во всем себе отказывать. Это удобно для стариков, которые тоже должны питать какую-нибудь страсть, ибо ведь и они – люди.

С возрастом больше понимаешь, но меньше чувствуешь.

Чувствительность и доверчивость истощены у стариков, но последних сближает нужда и связует разум: в юности дружат нежнее, в старости – крепче.

Невоздержанная и сластолюбивая молодость передает старости изношенное тело.

То, чем мы грешим в молодости, приходится искупать в старости.

В молодости страдаешь, что тебя как магнитом притягивает к женщинам, в старости страдаешь, что притягивает к ним слабо.

Несколько десятков Новых годов делают человека старым.

Мы распяты на циферблате часов.

Свойство старости делать острее шипы и бледнее цветы жизни.

В старости человек лучше умеет предотвращать несчастья, а в молодости – легче переносить их.

Тяготы старости – те же тяготы жизни, но лишь усиленные.

Как бы ты ни был стар, ты можешь прожить еще год; как бы ты ни был молод, ты можешь умереть в любой день.

Молодые могут умереть, старые должны.

Молодые умирают, как мощное пламя, на которое обрушились с силой воды, а старики – как догоревший костер, который тухнет и сам.

Смерть предстоит каждому. Но мы не знаем, когда именно, мы живем так, как будто она не придет.

Неизбежность смерти отчасти смягчается тем, что мы не знаем, когда она настигнет нас; в этой неопределенности есть нечто от бесконечности и того, что мы называем вечностью.

Для каждого предусмотрен его личный конец света.

Не хотелось бы мне знать день своей смерти.

Для себя каждый бессмертен; он, возможно, и знает, что должен умереть, но никогда не будет знать, что он мертв.

Человек умирает только раз в жизни, и потому, не имея опыта, умирает неудачно.

Когда Анаксагор умирал в Лампсаке и друзья спросили его, не желает ли он быть перевезенным на родину, в Клазомены, он сказал: «Совсем этого не нужно: ведь путь в подземное царство отовсюду одинаково длинен».

Это все-таки поразительно до столбняка! Через некоторое, очень малое время меня не будет – и дела и судьбы всего, всего будут мне неизвестны!

Безумие всецело полагаться на жизнь, которая непременно оборвется, причем может это сделать в любой момент. Хотя бы из простого любопытства стоит со всем прилежанием искать, что с нами станется после смерти. Мы слишком себе дороги, чтобы согласиться бесповоротно себя потерять. Наше самолюбие втайне сопротивляется идее полного исчезновения.

Тихо летят паутинные нити,