Нэнси Шилдс Коллманн - Преступление и наказание в России раннего Нового времени

Эти грамотеи всех родов, в особенности площадные подьячие, де-факто могли играть роль юристов. Нотарии других стран раннего Нового времени, вне сомнения, именно так и работали, открывая частным лицам путь в юридическую систему, и в то же время являлись дополнительным инструментом поддержания королевского закона [161]. До 1864 года в России не существовало профессии юриста, но эти очаги образованности давали людям знания, необходимые для того, чтобы система работала в их пользу.

Даже получая поддержку образованной бюрократии, воеводы продолжали сталкиваться с трудностями при поиске людей для исполнения судебных и полицейских функций. Об этом дает, например, представление дело 1635 года: когда в Старом Осколе умер палач, воевода взял на его должность одного из воротников. Другие воротники пригрозили бегством со службы, опасаясь такой же неприятной перспективы. Назначенный палачом воротник бил челом в Москву, делая акцент на государственном интересе: в палачи-де нужно брать из «гулевых» людей, не состоявших на службе и не плативших налоги. Воевода проконсультировался с Разрядным приказом, и там поддержали воротных стражей: воеводе следовало «для пыточного дела выбрать из гулящих изо всяких людей, которые… не в службе и… податей не платят» [162]. В данном случае необходимость для воеводы найти кого-то на это место вошла в конфликт с городской службой по охране ворот. В других случаях сам способ набора персонала становился обузой для местных сообществ и подрывал работу судов.

В непосредственном распоряжении воевод находился лишь небольшой персонал на жалованье, включавший подьячих, приставов, недельщиков, рассыльщиков. Недельщики и приставы, согласно присяге 1568 года, собирали налоги, надзирали за преступниками и участвовали в судебном процессе. Под началом воеводы также находились команды стрельцов, казаков и пушкарей, которым могли даваться те или иные поручения. Например, в Белоозере в 1638 году пушкари арестовали и привели человека, обвиненного в том, что он зарезал другого; в другом случае они арестовали жену человека, замешанного в убийстве, которого не смогли найти [163].

Большая часть работавших в воеводской и губной избах не получала годового жалования, а избиралась местным сообществом для того, чтобы выполнять царскую службу (в рамках как своих личных, так и общинных обязательств) в качестве выборных. В их число входили целовальники (вторые в иерархии после губных старост, они также надзирали за тюрьмой), губные дьячки, сторожа, палачи и бирючи. Кроме того, местные дворяне были обязаны помогать губному старосте или воеводе выслеживать и задерживать преступников. Там же, где дворян было мало, к делу привлекались посадские, крестьяне, казаки и стрельцы. Вклад сел и деревень в борьбу с преступностью заключался в том, что они выбирали сотских, пятидесятских и десятских [164]. Присяга, приносимая сотскими, свидетельствует, что основной их обязанностью была борьба с преступностью: в 1699 году на северо-западе страны сотские отвечали за то, чтобы на их территории «не было бою и грабежу, убивства, и корчемного питья, и блядни, и зерни и подметов, и зажигалщиков, и табатчиков, и всякого воровства, и татей, и разбойников, изменников, и беглецов, и расколников, иноземцов Немец, Поляков и Тотар, и лазутчиков». Они были обязаны хватать и доставлять к губному старосте преступников, а в случае небрежения подвергались штрафам и телесным наказаниям. Подобные полицейские чиновники существовали по всей империи: в 1701 году нерчинский губернатор получил указ организовать в крестьянском сообществе выборы старост и других представителей для противодействия преступности [165].

Подобным образом государство опиралось на местные сообщества в борьбе с нарушениями закона. Одно из преимуществ такой практики заключалось в том, что ответственность за поддержку администрации падала на людей, которые сами в наибольшей степени страдали от преступности. Выбирая таких чиновников, жители обязывались им подчиняться, помогать им, собираясь в отряды самообороны, обеспечивать их и сами не совершать преступлений. Памяти, выдаваемые им при назначении, также требовали служить честно, не брать взяток и не мирволить никому [166]. И все же выборная служба и обеспечение выборных ложились тяжким бременем на местное сообщество и на отдельных лиц. Подмога, выплачиваемая жителями Шуи губной избе в 1631 году, включала «жалование губному дьячку, и целовальником, и сторожом, и палачю, и биричю, на бумагу и на дрова и на всякой потюремной расход». Служащим губной избы полагалось использовать собственных, а не царских или общественных лошадей («потому что они емлют подмогу [жалованье]»); все это говорит о том, что система была построена на самых дешевых основаниях [167]. Источники полнятся примерами того, как сообщества сопротивлялись сбору этих платежей. В частности, в 1625 году муромские дворяне и дети боярские жаловались, что муромские монастыри и посадские люди отказывались платить деньги на губные расходы, ссылаясь на иммунитетную грамоту. Разбойный приказ отверг такие претензии и обязал монастыри платить. Со временем (в 1637 году) увидел свет указ о том, что никто не может иметь иммунитета от обеспечения губных изб [168].