Нэнси Шилдс Коллманн - Преступление и наказание в России раннего Нового времени

Начиная с XV века московские суды карали за преступления, считавшиеся наитягчайшими, – предательство, колдовство и ереси. Термин «измена» издавна использовался в летописях и к середине XVI века появился в документах, но своды законов содержали лишь краткое перечисление деяний, караемых смертью [893]. Только в Соборном уложении 1649 года, следуя примеру иностранных кодексов, власти попытались определить, что же есть преступление против государства. Г.Г. Тельберг видел в этом факте желание стабилизировать ситуацию после суровых испытаний периода Ивана Грозного, Смутного времени и городских восстаний середины XVII века, а Ричард Хелли – утверждение авторитарной власти [894]. Однако Уложение не установило системы: оно не ввело ни собирательного понятия со значением «государственное или политическое преступление», ни опорных принципов, по которым какой-либо поступок можно было бы приписать к ним, а лишь описало отдельные преступления.

Тельберг понимал государственное преступление узко – как создание опасности для светской власти. Он опирался на вторую главу Уложения, где перечислены угрозы в адрес царя, попытки свергнуть правителя или устроить государственный переворот, массовые восстания и заговоры («скоп и заговор») и даже угроза духовному благополучию правителя (то есть колдовство против царя тоже было политическим преступлением). Не надо забывать, что вторую главу дополняла третья, согласно которой смертью каралось убийство человека в присутствии царя, во дворце или в суде и меньшими наказаниями – оскорбления, физическое насилие и воровство в этих местах. Кроме того, определение Тельберга следует расширить, включив деяния, указанные в первой главе Уложения, касающейся преступлений против веры и церкви: богохульство, прерывание литургии и убийство в церкви караются смертью, а за меньшие нарушения в церкви назначаются телесные наказания. Поэтому большинство ученых считают серьезное расхождение в вопросах веры преступлением против государства [895], и судебная практика подтверждает более широкое понимание термина. Церковь и государство сотрудничали, преследуя инакомыслие и раскол, ереси, черную магию и колдовство. Например, когда патриарх Никон был смещен за противоборство с царем, государство продолжило яростно преследовать староверов, которых называло раскольниками, как за ересь, так и за неподчинение властям.

Мало того что в Уложении нет систематического определения того, что же составляет преступление против государства, – не существовало и особого органа для следствия по этим делам. Иногда считается, что ими занимался Приказ тайных дел, но его функции были гораздо шире, а главной задачей и вовсе было управление царскими имениями. И.Я. Гурлянд указал на то, что в Приказе тайных дел было слишком мало людей, чтобы заниматься еще и расследованием преступлений. Поэтому он сотрудничал с другими приказами, когда приходилось вести следствие по государственному преступлению, заинтересовавшему царя, как было с делами патриарха Никона и Степана Разина. В XVII веке наитягчайшие преступления расследовались разными органами, включая Разрядный, Посольский, патриаршие и другие приказы в зависимости от преступления и общественного положения обвиняемого. Н.Б. Голикова добавляет к этому, что со времен Алексея Михайловича для расследования собирали особые комиссии, например при расследовании городских восстаний и стрелецких бунтов [896].

До Петра Великого главным отличительным признаком государственных преступлений можно считать своеобразную процедуру ведения дела. Тельберг отмечал, что Уложение предусматривает особое ведение дел по политическим преступлениям, позволяя царю решить дело по своему разумению («по разсмотрению»), если не было свидетелей или материальных улик, что часто бывало при обвинениях в колдовстве или в посягательстве на особу царя [897]. Поскольку в таких делах прибегали к пыткам, их решение редко зависело только от рассудительности царя, но сама возможность его вмешательства крайне важна. В конце концов, политическое дело отличалось от уголовного не институтами и не предписаниями закона, а жестокостью допросов и суровостью наказаний, положенных за измену, колдовство, черную магию и другие предполагаемые опасности для государства.

Когда Романовы пришли к власти в 1613 году, между группировками бояр на несколько десятилетий установился мир, чему, несомненно, были рады родовитые семейства, еще помнившие опричнину и Смутное время. Пол Бушкович отмечал, что за все время правления Алексея Михайловича не казнили ни одного боярина, а Роберт Крамми насчитал всего пять боярских казней за весь XVII век [898]. Эти единичные казни были произведены по обвинению в измене, и по ним хорошо видно расхождение между установленным протоколом и насилием по произволу, не столь явное в расследовании ересей, колдовства и бунтов. Напряженная открытая борьба между придворными боярами то приводила к законному следствию, то переходила в кровопролитие.