Нэнси Шилдс Коллманн - Преступление и наказание в России раннего Нового времени

Но для нас важно, что насилие опричников намного превосходило нормы судебной практики XVI века. Даже Булычев признает, что правовая практика не включала многих символических видов казни, применяемых царем (например, казнь через натравливание животного), и тем более не прибегала к неумеренной жестокости [864]. Даже в период Опричнины бояре и чиновники проводили суды и расследования, миловали и отпускали на поруки, назначали телесные наказания и законную казнь. Опричнина закончилась, система осталась.

Возможно, лучшим показателем того, что насилие опричнины не представляло собой норму, является то, что в период правления Федора Иоанновича и Бориса Годунова (1584–1604) судебное преследование и наказание за особо тяжкие преступления вернулось к образцам эпохи до 1560-х годов. В.А. Рогов утверждает, что именно из-за ужасов опричнины элиты стремились восстановить порядок судопроизводства и избежать перегибов. Когда в документах, подтверждавших восшествие на престол Бориса Годунова в 1598 году, утверждалось, что цель его правления – «да судиши люди твоя правдою… судом истинным» и поддерживать «правду и множество мира», эти традиционные общие фразы отвечали тревогам того времени [865].

Нарративные источники о правлении Бориса Годунова – свидетельства иностранцев и летописей – проникнуты антигодуновскими настроениями, распространявшимися всеми властями, пришедшими ему на смену в хаосе Смутного времени, главным образом в сочинениях, исходящих из лагеря Лжедмитрия I (1604–1606), царя Василия Шуйского (1606–1610; летопись «Иное сказание») и Романовых (пришли к власти в 1613 году; «Новый летописец» и другие источники). Спустя одно поколение после смерти Годунова широко распространились обвинения его в убийстве царевича Дмитрия и сведения о его беззастенчивых амбициях, подхваченные и получившие свое развитие в будущем в произведениях поэтов, историков и композиторов. Таким образом, тем удивительнее, что современные источники – даже враждебные – почти единодушно хвалят Годунова за его владение «искусством управления». В биографическом наброске князя И.М. Катырева-Ростовского, например, Годунов восхваляется за ум, щедрость к бедным, строительство укреплений и лишь после этого подвергнут осуждению за «ко властолюбию несытное желание». Исаак Масса, язвительно порицавший Бориса и его «более жестокую» жену за постоянное стремление к власти путем интриг, в итоге хвалит Годунова за то, что он «издал добрые законы и привилегии», за улучшение безопасности на городских улицах и прежде всего за восстановление закона и порядка: «Он был великим врагом тех, которые брали взятки и подарки» [866].

Даже Жак Маржерет и Конрад Буссов, которые в своих повествованиях отдавали предпочтение самозванцу (Лжедмитрию I), оценивали правление Бориса как милосердное до самых последних лет его царствования, когда страх перед самозваным Дмитрием не обнаружил его жестокость. Маржерет утверждал, что «до прихода Дмитрия в Россию он не казнил публично и десяти человек, кроме каких-то воров, которых собралось числом до пятисот». Некоторые современники утверждают, что, став царем, Борис дал клятву не прибегать к смертной казни пять лет. Такого документа не существует, но сама идея соответствует общей оценке Годунова, примером которой могут служить слова Буссова: «Этот самый Борис Федорович Годунов исполнял свои обязанности столь разумно и ревностно, что почти все дивились и говорили, что на всей Руси нет равного ему по разумности, поскольку он многие неисправные дела привел в полный порядок, многие злоупотребления пресек, многим вдовам и сиротам помог добиться справедливости» [867].

Источники не оставляют без внимания тот факт, что Борис Годунов наказывал своих противников. Во времена правления Федора Иоанновича (1584–1598), когда Годунов доминировал среди бояр, и во время его собственного царствования (1598–1605) велась серьезная борьба между боярскими партиями. Но в 1580–1590-е годы клика Годунова вела традиционную придворную политику – бояр не убивали по ночам, как во времена несовершеннолетия Ивана, или массово, как во времена Опричнины. Годунов скорее прибегал к проверенной временем стратегии «политической смерти», как это было зафиксировано очевидцем Джильсом Флетчером. Он описывал, как цари «препятствовали возвышению этих [знатных] домов и возвращению себе прежнего значения»: «…многим из наследников не дозволяется вступать в брак, дабы род прекратился вместе с ними. Иных отправляют в Сибирь, в Казань и в Астрахань, под предлогом службы, и там умерщвляют или же сажают в темницу. Некоторых заключают в монастыри, где они постригаются в монахи, под видом обета, данного добровольно и по собственному желанию… Как эти, так и другие подобные им средства, придуманные царем Иваном Васильевичем, доселе еще употребляются Годуновыми».