Нэнси Шилдс Коллманн - Преступление и наказание в России раннего Нового времени

Суровы были наказания в области морального дисциплинирования. В частности, об азартных играх в Уложении 1649 года говорится только как о стимуле для совершения преступлений: проигрыш в карты и зернь побуждает резать, грабить и срывать шапки. Судьям было велено при разборе таких дел применять уголовное законодательство. Так, к генералу и воеводе М.О. Кровкову в Якутске в 1684 году привели площадного подьячего, обвиненного в игре в зернь, пьянстве и бражничестве и в оплате соответствующих расходов за счет «площадных денег», получаемых им за работу. Привели его двое поручителей, которым пришлось бы отвечать за эти суммы. Подьячий в расспросе сказал, что в дни, о которых шла речь в обвинении (29 и 30 июня), он был так пьян, что не помнит, играл ли в зернь; а «откупных денег не пропивывал и не проигрывал», так как они хранятся в ящике в приказной избе. Кровков велел взыскать деньги с подьячего (таким образом, поручители освобождались от ответственности), а самого его бить батогами вместо кнута – импровизированное наказание за зернь, ведь растрата не была доказана [642].

Как и с азартными играми, законодательство не содержало прямых норм относительно сексуальных вольностей, а только косвенное упоминание в статьях о детоубийстве; на практике судьи применяли в таких случаях телесные наказания. Например, в Якутске в начале августа 1684 года к воеводе Кровкову привели тобольского митрополичьего сына боярского и жену местного подьячего, про которых сказали, что они живут «блудным грехом». Те отрицали, отрицала и еще одна женщина, вовлеченная в историю. Несмотря на это, воевода им не поверил и велел женщин бить батогами, «чтобы впредь иным неповадно было так делать», а про сына боярского «и его непостоянство» – писать к Тобольскому митрополиту, по-видимому, чтобы тот вызвал провинившегося и наставил в нравственной жизни. Всех троих отдали на поруки, «чтоб им впредь не дуровать, за бледнею не ходить». Таким образом, судья вынес более мягкий приговор, чем предусмотренное Соборным уложением битье кнутом за сводничество, а также передал дело церкви, традиционно являвшейся контролирующей инстанцией для преступлений против нравственности [643].

Тяжбы по делам о бесчестье иллюстрируют весь спектр характеристик судебного процесса, которые встречались нам в этой главе: дифференциация санкций по социальному статусу, смягчение реальных приговоров по сравнению с писаной нормой, тяжкие телесные наказания для тех, кто вставал на пути важнейших государственных функций. В стандартной практике большинство процессов о бесчестье либо происходило между одинаковыми по социальному статусу людьми, либо истец бил челом на кого-то, кто стоял ниже него в иерархии, а власть присуждала требуемое законом возмещение. Так, в марте 1683 года один сын боярский заплатил бесчестье другому; в июне 1684 года – солдат солдату. В случаях, когда низший наносил бесчестье человеку, сильно возвышавшемуся над ним на социальной лестнице, и нормы предусматривали телесное наказание, приговоры часто оказывались мягче, чем санкции Уложения. В частности, в феврале 1666 года посадский человек, занимавший в Суздале выборную должность земского старосты, был бит батогами и заключен на неделю в тюрьму за оскорбление воеводы и неподчинение ему. При наказании по закону срок в тюрьме был бы вдвое больше и поработать должен был кнут [644].

Особая разновидность дел о бесчестье заключалась в том, что представители высшего слоя имели право апеллировать прямо к царю, если, по их мнению, он пренебрег их родовой и личной честью при назначении их на службу. Эта практика, получившая название местничества, возникла в первой трети XVI века, когда увеличилась социальная дифференциация в рамках элиты: старые боярские роды, восходившие к XIV веку, разделились к этому времени на множество семейных линий, а многочисленные князья Рюрикова дома, потомки правителей Киевской Руси, в основном из княжеств северо-востока, пополнили московский великокняжеский двор, нарушив сложившуюся иерархию престижа. Анализ соответствующих дел XVI–XVII веков показывает, что, несмотря на местнические споры, государству удавалось достичь своих целей: с одной стороны, практически ни один из тех, кто бил челом о «месте» против другой семьи, не выиграл своего дела, что способствовало поддержанию социального статус-кво. С другой стороны, крайне малое количество дел закончилось успешно. Цари из династии Романовых так манипулировали системой, чтобы не нарушался ход военных кампаний: они постоянно объявляли, что назначения будут производиться «без мест»; отвергали местнические челобитья как безосновательные, отменяли назначение обеих сторон или обещали рассмотреть вопрос в будущем. Такие стратегии также позволяли местникам сохранить лицо. В противном случае, если те упорно отстаивали свой статус, их постигало суровое наказание, часто включавшее символические элементы [645].