Борис Филин - Листая старые журналы…

«Мы, Божьею Милостью и пр., и пр. В том наша всемилостивейшая воля, чтобы Вильгельм Эдингер, купец и гражданин нашего города Копенгагена, неотменно до завтрашнего вечера уступил и очистил свой двор и дом со всеми находящимися в нём комнатами в распоряжение его царского величества». Фредерик. 8 (19) июля 1716.

Из записок аптекаря Сайделина:

«В 1716 году наш город Нюкэбинг (на острове Фальстере) посетил российский царь Пётр І-ый Великий. Он прибыл сюда вместе с князем Меншиковым и с другими князьями и генералами и вышел на берег ночью полмили от Гедесбю; тут же на поле попались им гулявшие на свободе крестьянские лошади, на которых они поехали в деревню; здесь они вошли в дом старосты и в постоялый двор; царь в миг выгнал хозяина постоялого двора вместе с его женой из кровати, и сам вскочил в теплую еще постель – в сапогах. Крестьяне поспешили послать гонца в Нюкэбинг, чтобы дать знать о прибытии царя, и все меры были приняты к встрече его; вскоре после того послали за стифтсамтманом (губернатором) Лютцовым и за амтманом (полицеймейстером) Рейховым, чтобы они поспешили на встречу царю; делопроизводитель Тейхман с семьей и помощник управляющего Мэллер поспешили в Гедесбю и увезли с собою все кареты и телеги с лошадьми, какие только нашлись в городе, чтобы быть к услугам царя и его свиты. В Нюкэбинге пробили тревогу, чтобы гражданская милиция вышла на парад при въезде царя, а благородных женщин послали во дворец приготовить царю стол. В город он прибыл в 11 ч. дня, но не в карете, а на каких-то носилках, подвешенных между двумя лошадьми, принадлежащими ему самому. Его пригласили во дворец, но это ему не понравилось, потому что он положил себе пообедать в постоялом двор; застав своего повара на дворцовой лестниц, он его жестоко прибил. Наконец он все-таки согласился подняться во дворец, но с условием, чтобы ему позволили обедать одному, почему Лютцову и Рейхову пришлось удалиться. Он похож был на унтер-офицера или скорее на палача; он был высокого роста, одеть в грязную синюю суконную одежду с медными пуговицами; с боку, на кожаном ремне, сверх кафтана, у него висел большой, широкий нож, вроде меча палача; на ногах у него были большие сапоги, на голове бархатная шапка, усы у него были короткие, а в руках он держал длинную камышовую дубину; но впрочем нельзя сказать, чтобы он был некрасив собою. За обедом он просидел долго; прямо из-за стола он со своими кавалерами направился к дворцовой кузнице, близ которой стояла приготовленная для него, по его собственной просьбе, парусная лодка, принадлежавшая братьям Генриху и Кляусу Вендт. Тем, которые подходили слишком близко к нему, когда он шёл от дворца, пришлось отведать его палки. Так как невозможно было сесть в лодку, не вступая в воду, Клаусу Вендту пришлось перенести его в лодку; за этот труд он выдал ему 8 скиллингов (копеек) на выпивку. Устроившись в лодке со своими кавалерами, он отчалил, но, подъехав к пристани парома, он вышел на мост, огляделся на все стороны и опять сел в лодку, потом уехал по направлению к Гасселегабу и еще дальше с целью привести свои галеры, с которыми он прибыл из Мекленбурга; их было много, так как он привез с собою армию в 36.000 чел. (?). С галерами он пришёл обратно в 5 – 6 ч. по полудни и опять вышел на берег со своими приближенными, но отказался от приготовленного для него ужина; вместо того он вошёл в дом почтмейстера Ивера Розенфельдта, и там велел подать ржаного и пшеничного хлеба, масла, голландского сыра, пива, водки и вина, а в особенности ему понравилось Данцигское пиво. Меня тогда также впустили в дом Розенфельдта посмотреть, как царь ест, а кушал он с большой грацией: каждый раз, когда он намазывал масло на хлеб, он облизывал остатки масла с ножа; в доме моих родителей собралось множество его приближенных, их угощали таким же образом (Доска, приделанная к стене той комнаты, где царь обдал, напоминает всем о царском обеде: в 1845 году Имп. Николай пожаловал тогдашнему владельцу дома почетный подарок в размере 100 талеров сер. и золотую медаль за то, что он сохранил доску. Царь обедал здесь 4 июля). По приходе всех галер, большинство войска высадилось на берег так что все улицы и дома переполнились, и никому не было свободного проходу, а через два часа негде было достать мяса, свинины, масла, яиц, пива и водки. К ночи царь с приближенными опять уехал на галеры, и все прочие по данному сигналу также вернулись на суда. На следующий день, рано утром, на берегу видно было несколько тысяч (!) походных котлов на кострах; на устройство этих костров русские похитили все, что только могло гореть, а в котлы они собрали всевозможной зелени, например, крапивы, которую бросали в котлы, разрезав ее на мелкие куски, и в каждый котёл еще бросили по одной, разрезанной на части, соленой селёдки; когда суп этот (или щи) закипели, они скоро его съели и опять увезли котлы на суда, и царь со своей флотилией сталь уходить к Гульдборгу, направляясь к Копенгагену, так что в полдень не было видно больше ни одной галеры».