Пантелеймон Кулиш: История воссоединения Руси. Том 2

Еще до возвращения короля, снаряжён был к отъезду в Турцию полномочный посол Уханский с поручением заключить с турками мир, во что бы то ни стало. Приключения этого посольства бросают мрачный свет на положение Речи Посполитой: в таком отчаянном положении никогда ещё она не бывала, — никогда, даже и в 1241 году, во время великого нашествия татар. Существует у нас поверье, что когда конь споткнётся в воротах, дорога не будет благополучна. С Уханским случилось хуже: он, в самом начале своего пути, сломал ногу и лежал больной во Львове. В конце декабря 1589 года он был однако ж, уже в Силистрии. Там он целых два часа проговорил с беглербеком силистрийским о казаках: казаки уже и тогда были мучительным мозолем на ноге у поляка и турка. Но разговор о них кончился не менее мучительным для панов вопросом со стороны беглербека: почему король не держит при султане постоянного посла, который бы регулярно выплачивал всё, что следует от Польши, в султанскую казну? Читатель поймёт затруднительное положение Уханского, если я скажу, что польские полномочные послы отправлялись иногда в Турцию с 600 злотых в кармане, что они прибегали к таким выдумкам, как потопление обоза на Дунае (причём представляли купленные у местной власти свидетельства), и что классически воспитанные паны королевской рады, вместо всего, чем бывают сильны представители интересов государства при чужом дворе, важно снабжали своих послов советом подражать хитроумному Улиссу, который так ловко обманул Циклопа в пещере. Хитросплетения Уханского в этом роде только раздосадовали беглербека, который, в качестве турка, презирал классиков и классически изолгавшееся потомство их. Впрочем, на другой день, он послал к нему главных чиновников своих, которые проговорили с ним битых четыре часа о казаках, как о виновниках нарушения мира. Беглербек стоял на своём: что теперь иначе не возможно туркам помириться с поляками, как на условии — получать с них ежегодную дань. С трудом добился Уханский пропуска в Царьград, подарив два сорока соболей да британских собак неподатливому беглербеку, который, хлопоча о султане, был, как водится, себе на уме. Пришлось задобрить и его приближённых. Но на варшавском сейме 1590 года получено известие, что Уханский скончался в конце прошлого года, не исполнив посольства, что его место занял пан Лащ, и что всё дело находится в печальнейшем положении. Раздосадованные турки давали только сорок дней сроку для присылки нового посла с ежегодной данью во сто коней, навьюченных серебром (каждый конь должен был нести тысячи тахров). На случай неимения денег, предлагали полякам потурчиться . «Если этого не сделаете», говорил именем султана главный баша, по имени Синан-баша, «то я сотру вас с лица земли, и самую землю вашу обращу в ничто. Уже с персом заключён у нас мир, и вот он прислал в заложники своего сына. Немецкий цесарь платит нам дань и должен тотчас выдать её вперёд за три года. Такова вера наша: чтобы все гауры — или платили дань, или приняли магометанство». Это не была пустая угроза, и поляки не приняли требование потурчиться, как нечто такое, чего турки не могут домогаться от них серьёзно. Синан-баша называл осиротелое посольство без околичностей псами и не хотел слышать о продлении отсрочки дальше сорока дней; а с отъезда посольского вестника, пана Чижовского, прошло уже 28 дней. «Если у вас есть хоть капля ума», говорил баша, который, как видно, был о поляках одного мнения с москалями, «то опомнитесь. Кто устоял когда-либо против меня? Персия ужасается меня, Венеты дрожат передо мною. Испанец молится, Немец должен дать, что потребую. Пошлю к вам все татарские орды, пошлю волохов, молдаван, башу будинского, темешварского, беглербека силистрийского с двумя стами тысяч войска. Сам своею головою поеду за ними с тремя стами тысяч людей. И вы смеете думать об отражении меня! Весь мир дрожит передо мною!» Эти слова (докладывал Чижовский), кричал он, как бешеный. Все посольские вещи были описаны; за сопротивление описи грозили половину посольства повесить на железных крючьях, как Вишневецкого, а половину посадить на галеры. Пробовали послы задобрить башу 12-ю тысячами талеров, но он не захотел и посмотреть на такой ничтожный подарок. «Нет и на свете таких изменников, как вы!» — кричал он. «Ваш король поехал к отцу, стакнулся с Максимилианом, выдал за него сестру, уступает ему королевство и готовится вторгнуться к нам через Волощину со стадвадцатитысячным войском, а Замойский через Седмиградскую землю с другим войском! Знаем, что вы там делаете! Или давайте дань, или принимайте нашу веру». Со своей стороны, силистрийский беглербек писал к коронному гетману, что если поляки ни того, ни другого не сделают, то все их земли будут обращены в ничто и вытоптаны конскими копытами.