Александр Неусыхин: Общественный строй лангобардов в VI-VII веках

) [7]. В рассказе Павла Диакона подчеркнута пестрота этнического состава лангобардского племенного союза, но в то же время зафиксирован факт расселения лангобардов целыми группами (селами, а не розненно); такими группами были, по-видимому, родовые союзы. Но так как у германцев род издавна был не только кровнородственным союзом, но и единицей военного подразделения племени, то естественно, что поселение воинов с их семьями и родными в завоеванных областях Италии до известной степени совпало с подчинением в военном и политическом отношении нескольких родовых групп одному герцогу. Родовой принцип был, очевидно, принят во внимание при расквартировке лангобардов на оккупированных владениях; но руководителями этой оккупации в отдельных областях были, по-видимому, герцоги, наделявшие землями родовые союзы и в то же время присваивавшие львиную долю [8]. Сколько бы ни спорили о том, является ли герцогская власть у лангобардов юридически первичной или производной (т.е. результатом королевского назначения), очевидно, во всяком случае, что во времена лангобардского завоевания она фактически играла огромную роль наравне с королевской властью. Поселение родовых союзов под властью герцогов сопровождалось, как ясно из сказанного выше, ростом земельного и имущественного неравенства в пользу герцогов и тем самым должно было содействовать разложению родовых связей. И тем не менее этот способ поселения как нельзя лучше отражает исконные распорядки, которые свойственны были германским племенам еще на более ранней стадии их развития. Недаром уже Цезарь сообщал, что у германцев "должностные лица и старейшины ежегодно отводят родам и группам живущих вместе родственников, где сколько найдут нужным земли" [9]. Рассказ Цезаря проливает свет на способ поселения лангобардов в Италии - конечно, если принять во внимание, что между обоими рядами явлений лежит промежуток в шесть столетий и что "должностных лиц и старейшин", упоминавшихся Цезарем, сменили мощные лангобардские герцоги.

Как же, однако, сложились взаимоотношения расселявшихся указанным способом лангобардов с оставшейся в Италии частью местного населения? При попытке решения этого вопроса не следует придавать слишком большое значение смутным и скудным данным источников о правильных систематических разделах между лангобардами и местным населением. Существует два прямых свидетельства на этот счет: оба они принадлежат Павлу Диакону, но относятся к разным этапам лангобардского расселения по Италии. Первое приурочено к году смерти Клефа (574 г.) и содержит уже известный нам рассказ о превращении оставшихся в Италии римлян в "трибутариев", обязанных уплачивать поселенцам-лангобардам третью часть своих доходов (tertiam parem suarum frugum) [10].

Второе характеризует отношения, сложившиеся между королевской властью и герцогами в момент ликвидации полного господства герцогов и избрания короля Аутари, с правления которого начинается новое усиление королевской власти. Таким образом, второе свидетельство Павла Диакона трактует, как будто, совершенно другой сюжет, и только в конце разбираемого текста прибавлена одна короткая фраза о каком-то разделе - еще более лапидарная и темная по смыслу, чем соответствующее место в первом отрывке того же автора [11]. Однако за десятилетие с 574 по 584 г. в захваченной лангобардами части Италии произошли весьма значительные изменения, не позволяющие рассматривать оба свидетельства Павла Диакона как единое целое. За это время происходит некоторое расщепление лангобардских сил; отдельные отряды лангобардов продвигаются на юг, занимают Тоскану, Валерию, основывают герцогства Сполето и Беневент. Тот же Павел Диакон яркими красками рисует безраздельное хозяйничанье герцогов (называемая им цифра - 35 герцогств, конечно, преувеличена): по его словам, "они убивали священников, грабили церкви, разрушали города, истребляли мирных жителей, занятых работой на своих полях" [12]. И хотя деятельность герцогов привела к завоеванию лангобардами значительной части Северной и Средней Италии и даже к попыткам осады Рима (580 г.) и Неаполя (581 г.), окончившимся, правда, неудачно, - но разрозненность их сил и противоречивость интересов не позволили им справиться с внешними врагами в лице восточных (австразийских) франков. В ответ на набеги лангобардов и саксов в южную Галлию и Бургундию франки предприняли в начале 80-х гг. при Хильдеберте II несколько походов (582 и 584 гг.) в Северную Италию и вступили в союз с Византией. Способность сопротивления лангобардов франкам была в этот момент ослаблена еще и тем, что (наряду с продолжением лангобардских завоеваний в Сполето и Беневенте) целый ряд герцогов Северной Италии переходил на службу к империи в качестве федератов. Лангобарды принуждены были в 584 г. подчиниться франкам и вступить в зависимость от них. Перед лицом угрозы со стороны франков и Византии герцоги решили для организации отпора восстановить объединяющий военно-политический центр в лице королевской власти и избрали королем сына Клефа Аутари (в его избрании участвовали главным образом герцоги и их дружинники) [13]. Но в виду того, что к этому времени сами герцоги со своими дружинниками уже успели захватить лучшие земли, установление королевской власти было реально невозможно без создания ее материального базы в виде фонда королевских земельных владений, из которого король мог бы черпать ресурсы для вознаграждения своих слуг и дружинников и который служил бы экономической опорой его власти. Поэтому герцоги решили уступить новому королю половину своих земельных владений, и притом таким образом, чтобы король получил в пределах каждого герцогства значительные земельные комплексы. Об этом вынужденном компромиссе герцогской и королевской власти, собственно, и говорит Павел Диакон во втором из разбираемых нами текстов, гласящем: "В это время все тогдашние герцоги в целях восстановления королевской власти уступили в пользу короля половину всех своих владений с тем, чтобы [доходами] с них мог жить сам король и чтобы за их счет могли прокормиться его дружинники и должностные лица. А зависимое покоренное население было распределено между лангобардскими поселенцами" [14]. Последняя фраза приведенного текста, как будто напоминающая рассказ Павла Диакона о превращении части римлян в "трибутариев" однако, весьма сильно отличается от него полным отсутствием упоминания о взимании каких бы то ни было "третей, в виде ли дани, оброка или (тем более!) в форме уступки лангобардам "трети" земельных владений. Да и самое указание на пользование лангобардами "третью" доходов римлян в первом тексте Павла Диакона вызывает у историков большие сомнения. Так как это указание стоит совершенно изолированно и так как Павел Диакон черпал данные о событиях VI в. из вторых и третьих рук, то весьма возможно, что он привлек для объяснения какого-нибудь темного места одного из своих скудных источников термин “tertia”, навеянный хорошо известными ему отношениями в Либурии (области между герцогствами Беневентом и Неаполем), где действительно существовал во времена Павла Диакона слой зависимых держателей "терциаторов" [15].

Читать дальше