В то время как происходит это сближение фактического состояния различных групп зависимого населения, расслоение в среде свободных приводит не только к разорению и принижению одной их части, но и к возвышению другой. Наряду со старой родовой знатью, наличие которой засвидетельствовано колебаниями вергельда свободных в зависимости от их родовитости и знатности, начинает складываться новая, военно-должностная знать, выделяющаяся из массы свободных лангобардов. Многие свободные и даже некоторые вольноотпущенные вступают в дружины герцогов или частных лиц [91] и получают от них подарки [92]; женщины, которых их опекун вовлек в прелюбодеяние, коммендируются королю, становясь в прямую зависимость от главы лангобардского государства [93]. Перед нами отношения, являющиеся зародышами коммендации и бенефиция. Правда, бенефиций пока еще носит срочный характер: объекты дарения, сделанные патронами вольноотпущенного, после смерти последнего возвращаются к дарителю, точно так же, как и подарки герцога или частного лица его дружинникам или подзащитным [94]; та же участь постигает полученное в качестве дарения свободным человеком в том случае, если он захочет переселиться в другое место [95]. Срочность бенефиция по эдикту Ротари явствует из самого применения этого термина: в "бенефиций или в пользование" предоставляется нередко и движимость, например, скот [96]. Однако самое обилие дарений, наличие дружин не только у королей, но и у герцогств, а может быть, и у частных лиц [97] - все это свидетельствует о кристаллизации на противоположном полюсе лангобардского общества высшего слоя, представителей которого Ротари называет красноречивым термином "barones nostri" [98]. Эволюция социального строя лангобардов в эпоху Ротари привела к созданию предпосылок для распадения общества на два класса - зависимых держателей и эксплуатирующих их землевладельцев. И хотя пока сложились лишь предпосылки образования этих классов, тем не менее этапы пути, пройденного лангобардским обществом в этом направлении, ярко отразились и в политической структуре этого общества. Более того: здесь они выступают с особенной ясностью.
У варварских германских народов, стоящих на ступени развития, близкой к развитию лангобардов времен Ротари, часто можно наблюдать как бы две конкурирующие друг с другом силы: старинные родоплеменные учреждения и королевскую власть. У лангобардов эпохи Ротари первая значительно слабее второй, но зато и вторая расщеплена в свою очередь на две различные силы - власть короля и власть герцогов.
В то время как по "Салической Правде" судебное собрание свободных жителей сотни или округа - "mallus publicus" - играет огромную роль и является едва ли не основой политической жизни племени, над которой только начинает надстраиваться сильная королевская власть с ее должностными лицами (графами, сацебаронами) и дружинниками, - в эдикте Ротари собрание, соответствующее mallus, совершенно отсутствует, а собрания односельчан происходят лишь в некоторых специфических случаях: по поводу потравы или ущерба, причиненного чьим-либо конем; при разборе дела об ответственности сына за долги отца [99]; в остальных случаях в качестве судей фигурируют должностные лица короля, - если оставить в стороне уже разобранный выше факт участия родичей в заключении целого ряда сделок. В эдикте Ротари отсутствует и подробное изложение самой судебной процедуры, занимающее так много места в статьях "Салической Правды", касающихся франкского mallus. В эдикте фигурируют только соприсяжники да оценщики имущества - заслуживающие доверия люди из числа соседей ("vicini boni fidei homines") [100], слегка напоминающие франкских рахинбургов, но выполняющие лишь одну из их многообразных функций. Отсутствует и народное собрание всего племени; как показывают данные о конкретных случаях избрания лангобардских королей, вместо него происходят собрания представителей знати [101].
Зато сфера королевской и герцогской власти обрисована в высшей степени подробно. Королю бесспорно принадлежат все права верховной власти, как она понималась в варварском государстве: высшая военная и судебная власть, право распоряжаться жизнью и смертью своих подданных, верховный мундиум, который выражается, между прочим, в многочисленных статьях о королевской опеке над женщинами (лишившимися по какой-либо причине мундиума родных), над переселенцами, людьми бедными и беззащитными и т.д. [102]. Все члены лангобардского племени рассматриваются в эдикте как подданные короля, которому они обязаны беспрекословно повиноваться. Убийство по приказанию короля считается вполне законным деянием, и наследники убитого не имеют права предъявлять к убийце какие бы то ни было претензии [103], в то время как всякое иное убийство рассматривается как преступление и карается уплатой вергельда [104]. Мотивировка законности убийства по королевскому повелению тоже свидетельствует о понимании власти короля в качестве верховной власти: "так как мы полагаем, что сердца королей в руце божией, то немыслимо, чтобы какой-либо человек мог очистить (т.е. оправдать на суде) того, кого король приказал убить" [104]. И целый ряд других деяний (избиение и связывание свободных) тоже квалифицируется как преступление, если только они совершены не по королевскому приказанию[105].
Читать дальше