Николай Шпанов - Поджигатели. Цепь предательств

- Ты уверен, что мы еще будем жить? - Цихауэр в сомнении покачал головой.

- Глупости, - твердо произнес Зинн, - все подготовлено.

Цихауэр снова покачал головой.

- Ты что... сомневаешься? - с беспокойством спросил Зинн.

- Я все больше убеждаюсь в том, как трудно, почти невозможно бежать.

- Ты... просто боишься!

После короткого раздумья Цихауэр ответил:

- Может быть.

- Ты хочешь, чтобы я ушел один?.. Это невозможно... Бросить тебя?!

- Да, это невозможно... одному не уйти...

- Что же делать? Оставаться здесь я не могу. Смотри: они уже покончили с Австрией. Завтра наступит очередь следующего.

- А что значим в этой игре мы с тобой?

- Партия лучше знает.

Во все время этого разговора, происходившего чуть слышным шопотом в дальнем углу барака, возле маленькой чугунной печки, Зинн оттирал свои окоченевшие ступни. Едва он почувствовал, что они снова обрели способность двигаться, как барак наполнился оглушительным трезвоном сигнального звонка. Начиналась работа - бессмысленная работа после короткого перерыва на обед. Такая бессмысленная, что трудно было себе представить, как люди могли ее придумать.

Каждый заключенный был "хозяином" большой бочки, наполненной водой, и у каждого из них было по ведру. Бочки стояли на расстоянии десятка шагов одна от другой. Заключенные должны были, зачерпнув ведром воду в своей бочке, перелить ее в бочку соседа. Трудность заключалась в том, что в доньях ведер были проделаны дыры и вода выливалась, пока ее несли. Когда одна из бочек пустела, обоим заключенным назначалось какое-нибудь наказание, причем "хозяину" опустевшей бочки доставалось сильнее - "за нерадивость"...

"Детка", как они прозвали надзиравшего за ними охранника, особенно ненавидевший Цихауэра за то, что тот был не только коммунист, но еще еврей и интеллигент, собственноручно пробил в дне его ведра вторую дырку штыком.

Не желая подвергать друга двойному наказанию, Зинн нарочно замедлял свое движение между бочками, чтобы они опустошались одновременно.

Когда Детка видел, что бочки пустеют медленнее, чем ему хотелось, он заставлял Цихауэра ставить ведро на землю и проделывать какое-нибудь гимнастическое упражнение, пока вода не вытекала совсем.

Если Детка бывал в хорошем настроении, он вместо гимнастики вынуждал Цихауэра выслушивать поучения.

Пока из ведра, стоявшего на земле, вытекала вода, он, не торопясь, говорил:

- Вот видишь, детка, как нехорошо быть непослушным: рисовал бы ты себе голых баб, и не пришлось бы тебе теперь стоять передо мною. Впрочем, это далеко не худшее, что тебе предстоит, - до смерти переливать воду между этими бочками. Может случиться что-нибудь похуже... Понял? Но я тебе обещаю: если ты будешь вести себя хорошо в течение ближайшего годика, то я поручу тебе нарисовать еще какую-нибудь картинку. Мы позовем самого тонкого знатока, чтобы он ее оценил. Если она будет хороша, ты ее соскоблишь и примешься за новую. А если она будет плоха... Ну, если она будет плоха, тебе не позавидует даже повешенный за ноги. Понял, детка?

Детка бросил взгляд на ведро и, если оно успевало вытечь, командовал:

- За работу, господин доброволец!

И все начиналось сызнова.

Не так давно Цихауэр сказал Зинну:

- Скоро я сойду с ума.

- Ну, ну, держись!

Зинн и сам был готов ударить ведром по голове Детку. Но он держался. Он ждал известий из-за проволоки. Он был уверен, что рано или поздно они придут. Он был убежден, что партия не может о них забыть и сделает все для их освобождения.

- Таких, как нас, тысячи, десятки тысяч, - с недоверием говорил Цихауэр. - Ты думаешь, всех их можно освободить?

- Может быть, и не всех, но тех, кто держится крепко, можно. - И чуть менее уверенно заканчивал: - Можно попытаться освободить...

И верил он не напрасно: весть пришла. Зинну было дано знать, что в одну из ближайших ночей будет совершена попытка организовать их побег.

До этой ночи оставались сутки...

Ведра уже не казались им такими тяжелыми, лившаяся из них на ноги ледяная вода такою холодной.

Предстоящий побег делал осмысленной даже бессмысленную работу: отвести глаза Детке, сделать вид, будто ничего не случилось.

Час за часом они черпали воду и бегом таскали ее к другой бочке.

Сегодня они даже перестали считать перелитые ведра, как делали это обычно. Теперь это не имело значения. Так или иначе, им придется сегодня чистить "пивные". Даже если, бы их бочки остались полными до краев, ротгенфюрер найдет, к чему придраться, чтобы не дать им пропустить очередную "пивную ночь".