Наталия Лебина - Проституция в Петербурге - 40-е гг. XIX в. - 40-е гг. XX в.

Нередко власти пытались переложить на потребителей значительную долю ответственности, в том числе и уголовной, за вовлечение «невинных жертв» в грех продажи своего тела. В начале 1924 г.на заседаниях ленинградского губсовета по борьбе с проституцией с негодованием отмечалось, что после скандалов пьяных компаний в ресторанах милиция задерживает лишь гулящих девиц, а мужчин оставляет в покое. В связи с этим венерологическое отделение ленинградского здравотдела предложило: мужчину, виновного «в приставании к женщине», привлекать к ответственности за хулиганство, а обращающегося с целью разврата к своднику — за пособничество в сводничестве [246] См.: там же, ф. 4301, оп. 1, д. 1547, л. 11. . В определенной степени это предложение можно истолковать как еще одно из проявлений правового беспредела, царившего в Советской России. Следует отметить, что в отсутствие легальной институализированной проституции положение ее потребителя становилось более уязвимым, чем в царской России. Мужчина обязан был сдерживать проявления своей сексуальной активности. Но, судя по всему, большинство населения в 20-е гг. не могло еще смириться с мыслью о полной ликвидации официального института продажной любви. Обращение к его услугам входило в систему поведенческих стереотипов части горожан, и попытки введения любой системы наказания за это вызывали недоумение и сопротивление. Однако властные и идеологические структуры продолжали наступление на потребителя проституции.

В начале 1925 г. «Рабочая газета» организовала инсценировку суда над проституткой, заразившей венерической болезнью рабочего, воспользовавшегося ее услугами. Суд вынес суровый приговор содержательнице притона, а проститутке и рабочему — общественное порицание. Газета открыла дискуссию по данному процессу. Редакция предлагала применять к потребителям — в зависимости от частоты их обращения к проституткам — следующие меры: товарищеское порицание или выговор, предание огласке, общественный открытый суд. А члены Центрального совета по борьбе с проституцией требовали даже лишать мужчин, обратившихся к проституткам, избирательных прав.

И все же правовых методов воздействия на сторону спроса выработать не удалось. Возможно, это объяснялось и тем обстоятельством, что значительную часть потребителей проституции составляли рабочие. Привлечение их к уголовной ответственности за контакты с продажными женщинами могло разрушить миф о моральном облике господствующего класса советского общества. Но в целом идея введения карательных мер в отношении потребителей продажной любви не погибла. В 1928 г. женский отдел Ленинградского обкома ВКП(б) поставил вопрос о распространении на мужчин-клиентов статьи Уголовного кодекса о наказании за принуждение женщины к проституции. Ленинградские же районные совещания по борьбе с проституцией предложили о случаях обращения к женщинам легкого поведения «сообщать на фабрики и объявлять на общих собраниях в присутствии жен». «Эта жестокая мера — общественный и политический расстрел», — говорили сами инициаторы данного мероприятия [247] ЦГА СПб., ф. 3215, оп. 1, д. 88, л. 24 об. .

В ведение общественности передавалось многое из области борьбы с проституцией. В октябре 1929 г. Ленинградский обком ВКП(6), решив, как указывалось в постановлении, «привлечь к борьбе с проституцией широкую пролетарскую общественность», возложил на комсомольских активистов миссию по вылавливанию лиц, пользовавшихся услугами продажных женщин [248] ЦГА ИПД ф. 16, оп. 1, д. 174, л. 9. . Таким образом в Ленинграде претворялась в жизнь идея Комиссариата внутренних дел. Его чиновники посоветовали печатать в газетах имена потребителей проституции. Кроме этого, только в феврале 1929 г. в городе сняли с работы 32 человека и еще 62 наказали более сурово, вплоть до высылки за развлечения с «девочками».

Но уже в 30-е гг. столь масштабные кампании по борьбе с потребителями проституции не проводились. Со страниц прессы исчезла не только информация об отношении к мужчинам — клиентам института продажной любви, но и о нем самом. Формально в сознании населения уже укоренился стереотип причисления представителей стороны «спроса» к классовым врагам. Его всячески поддерживали и деятели коммунистической партии, трудившиеся на ниве борьбы с социальными пороками. Известный публицист и социолог Д. И. Ласс, например, писал в 1931 г.: «Надо вскрывать лицемеров, которые под прикрытием громких революционных фраз совершают контрреволюционные поступки, прибегая к услугами проституции…» [249] Ласс Д. И. По пути к ликвидации проституции. М., 1931, с. 31. Эта установка надолго парализовала ментальности советских людей, которым активно внушалась мысль о том, что любые формы девиантности, в том числе и контакты с проститутками, свойственны лишь неполноценным в классовом отношении к людям.