Сплоченность крестьян зависела от ситуации и контекста. Чаще всего она проявлялась при конфронтации с «чужаками» — представителями города, чиновничества и доминирующих классов или групп {7} 7 О «чужаках» см.: Shanin Т. Russia as a «Developing Society» // The Roots of Otherness: Russia's Turn of Century. New Haven, 1985. Vol. 1. P. 83–85.
. Общество, обычно пронизанное конфликтами и разделенное по целому ряду признаков, оказалось способным к единству и сплоченным действиям перед лицом кризиса. В этом случае интересы крестьянства как единого целого оттеснили на второй план обычные разногласия и расколы внутри общины {8} 8 См., напр.: Shanin Т. Russia as a «Developing Society». P. 83–84; Alavi H. Peasant Classes and Primordial Loyalties // Journal of Peasant Studies. 1973. Vol. 1. No. 1. P. 46–48; Berce Y.-M. History of Peasant Revolts: The Social Origins of Rebellion in Early Modern France / tr. A. Whitmore. Ithaca, 1990. P. 342.
. В то же время «политика» коллективизма и единства могла обернуться против тех жителей деревни, которые действовали в качестве агентов государства или поддерживали ненавистные методы «чужаков». Во время коллективизации крестьянство фактически вступило в гражданскую войну с государством, однако внутри нее разворачивалась еще одна, не менее жестокая гражданская война, обратившая деревенскую общину против меньшинства сельских должностных лиц и активистов, которые перешли на сторону советской власти {9} 9 См.: Genovese E. D. From Rebellion to Revolution: Afro-American Slave Revolts in the Making of the New World. New York, 1981. P. 59–60. Он отмечает, что для восстаний на американском континенте была характерна «особая ненависть к предателям».
.
Неожиданным последствием революции 1917 г. стало усиление многих аспектов крестьянской культуры, в особенности ряда ее значимых черт, лежащих в основе сплоченности общины. Хотя человеческие и материальные потери военных лет и голод, прокатившийся по стране после Гражданской войны, нанесли крестьянству тяжелейший урон, революция в сочетании с потрясениями того времени произвела на общину восстанавливающий эффект. Началось повсеместное выравнивание социального статуса крестьян. К середине 1920-х гг. доля бедняков упала примерно с 65% почти до 25%, в то время как доля обеспеченных крестьян снизилась приблизительно с 15% (в зависимости от подсчетов) почти до 3% за тот же промежуток времени {10} 10 Подсчеты и определения крестьянской страты, а также региональных различий в размерах определенных групп крестьянства иногда весьма широко варьируются. О различных подсчетах количества зажиточных крестьян см.: Lewin M. Who Was the Soviet Kulak? // Lewin M. The Making of the Soviet System: Essays in the Social History of Interwar Russia. New York, 1985. P 122.
; главной фигурой в советском сельском хозяйстве стал середняк. Сказались потери военных лет, социальная революция и перераспределение благ, а также возвращение (зачастую принудительное) значительного числа крестьян, которые в период столыпинских аграрных реформ покинули общины, чтобы основать собственные личные хозяйства. Различия крестьян по социально-экономическому статусу оставались практически неизменными на протяжении 1920-х гг., время от времени лишь незначительно усиливаясь. Такое выравнивание укрепило однородность, сплоченность деревни и позиции середняков, представлявших, как пишет Эрик Вульф, наиболее «культурно консервативную страту» крестьянства и ту его силу, которая активнее всего сопротивлялась переменам {11} 11 Wolf E. R. Peasant Wars of the Twentieth Century. New York, 1969. P. 291–293. О выравнивании см.: Shanin Т. Defining Peasants. P. 124–125.
. Укрепилась и община как таковая, поскольку большинство «столыпинских» крестьян вернулись к общинному землевладению, составлявшему в середине 1920-х гг. примерно 95% всех форм землевладения, тем самым увеличив степень однородности сельской экономики {12} 12 Taniuchi Y. The Village Gathering in Russia in the Mid-1920s // University of Birmingham Soviet and East European Monographs. No. 1. Birmingham, 1968. P 23. О судьбе крестьянской общины после 1917 г. см. также: Atkinson D. The End of the Russian Land Commune, 1905–1930. Stanford, 1983; Данилов В.П. Советская доколхозная деревня: В 2 т. М., 1977–1979; Male D.J. Russian Peasant Organization before Collectivization. Cambridge, 1971.
. И хотя многие семьи давали трещину, так как дух свободы, навеянный революцией, побуждал деревенскую молодежь освобождаться от патриархальной власти, большинство крестьян, особенно женщины и слабейшие члены общины, все крепче держались за привычные и консервативные понятия хозяйства, семьи, брака и веры, пытаясь пережить эпоху перемен. Революция, без сомнения, внесла изменения в основные стороны крестьянской жизни, но историки все больше склоняются к выводу что основные структуры и институты деревни демонстрировали значительную устойчивость перед лицом привнесенного революцией раскола. Во многих случаях они крепли, выступая в качестве защитного вала против экономических трудностей и разрушительных вторжений воюющих правительств и армий, что красных, что белых {13} 13 См. прежде всего: Clements В.Е. The Effects of the Civil War on Women and Family Relations // Party, State, and Society in the Russian Civil War: Explorations in Social History / ed. by D. P Koenker, W. G. Rosenberg, R. G. Suny. Bloomington, 1989. P. 105–122. См. также: Russian Peasant Women / ed. by B. Farnsworth., L. Viola. New York, 1992. P. 3–4; Figes O. Peasant Russia, Civil War: The Volga Countryside in Revolution, 1917–21. Oxford, 1989. P. 70, 101–102, 154–155; Shanin T. The Awkward Class: Political Sociology of Peasantry in a Developing Society. Russia, 1910–1925. Oxford, 1972. Chap. 8.
.
Читать дальше