Александр Алехин: Арийские и еврейские шахматы

И вот с помощью таких банальностей Нимцовичу удалось создать себе в Англии и в Нью-Йорке (но не в Америке, ибо еврейский город Нью-Йорк и Америка, слава богу, не идентичны) имя шахматного литератора. Вот такими были те немногие истины, содержавшиеся в его книгах. Наряду с этими истинами там было, однако, и много ложного, и это ложное явилось результатом его шахматной концепции. Ибо всё, что у него было хоть сколько-нибудь оригинальным, несло в себе отрицающий всё творческое трупный смрад. Примеры:

1) его идея «лавирования» есть не что иное, как разновидность уже известного выжидания ошибки соперника по Стейницу и Ласкеру;

2) идея «избыточной защиты» (преждевременной защиты предположительно слабых пунктов), опять-таки чисто еврейская, препятствующая духу борьбы. Иначе говоря, страх перед борьбой! Сомнение в собственных умственных силах — впрямь печальная картина интеллектуального падения! С этим скудным литературно-шахматным наследием Нимцович и сошёл в могилу, покинув немногих последователей и ещё меньшее число друзей (не считая его собратьев по расе).

Житель Прессбурга [2] Прессбург — прежнее немецкое название Братиславы. ( Прим. переводчика ). Рихард Рети имеет перед шахматами те несомненные заслуги, что он довёл идею Нимцовича об избыточной защите до абсурда. Дело в том, что он перенёс теорию контроля над слабыми пунктами даже в дебют независимо от того, как соперник будет развивать свои силы. Ему казалось, будто это достигается фианкеттированием обоих слонов. Рихард Тайхман, немецкий гроссмейстер с необычайно тонким чувством шахмат, назвал это двойное фианкетто «игрой в два отверстия». Всё яснее становится единство разрушительной, чисто еврейской шахматной мысли (Стейниц — Ласкер — Рубинштейн — Нимцович — Реги), которая в течение полувека мешала логическому развитию нашего шахматного искусства.

Подобно «Системе» Нимцовича, труд Рети «Новые идеи в шахматной игре» тоже был встречен большинством англоеврейских псевдоинтеллектуалов весьма благосклонно. Особенно сильное впечатление на этих людей произвёл придуманный Рети абсурдный лозунг: «Нас, молодых (ему тогда уже было 34 года!), интересуют не правила, а исключения!». Если эта фраза вообще имеет какой-нибудь смысл, то расшифровывается она следующим образом: «Нам (собственно говоря, мне) слишком хорошо знакомы правила, действующие в шахматах.

Р. Рети.

Их дальнейшим изучением пусть занимается посредственное шахматное стадо. Я же, великий мастер, посвящу себя исключительно тонким, филигранным работам и покажу очарованному шахматному миру блестящие исключения с моими собственными, всё проясняющими комментариями».

Шахматный мир, отравленный еврейскими журналистами, с готовностью проглотил этот дешёвый блеф, эту бесстыжую саморекламу. Громким эхом прокатился радостный крик евреев и юдофилов: «Да здравствует Рети, да здравствуют суперсовременные, неоромантические шахматы!»

Рети умер рано, будучи сорокалетним. Но его идея «игры в два отверстия» умерла ещё раньше тихой бесславной смертью. Нынешние представители еврейской шахматной мудрости не последовали за Рети и предпочли подражать более старым примерам (Стейниц, Рубинштейн). Так, пражанин Соломон Флор в шахматном отношении является продуктом частью боязливой оборонительной идеи Стейница, частью святой веры во всесилие изучения дебютов и эндшпилей, что было свойственно Рубинштейну. Разница тут только в том, что, в отличие от Рубинштейна, Флор физически и психически здоров и поэтому, вероятно, ещё продержится некоторое время на шахматном Олимпе.

Ройбн Файн, житель Нью-Йорка восточно-еврейского происхождения, бесспорно, разумнее Флора. За счёт еврейской общины Файн воспитывался в коммунистической школе, и поэтому находится если не под шахматным, то уж наверняка под политическим влиянием идей сегодняшней России. Поэтому он и агрессивнее других еврейских мастеров как по характеру, так и по игре в шахматы.

Тем не менее, его общая шахматная концепция чисто традиционна: никакого риска. Своей цели он стремится достичь сравнительно новым способом: не путём выжидания или обороны, а путём более глубокого изучения дебютных вариантов. Чтобы улучшить свои шансы в практической игре, он, например, взялся за модернизацию старинного английского учебника Гриффитса и Уайта. При этом ему пришлось проработать тысячи и тысячи дебютных вариантов. Превосходя по уровню знаний современной теории прочих участников АВРО-турнира 1938 года, он, ко всеобщему удивлению, добился там частичного успеха, который навряд ли когда-нибудь повторится.