Между тем коммунистическая власть последовательно ужесточала жилищный регламент. 3 августа 1918 года Совнарком предписал местным Советам приступить к реквизиции и конфискации мебели в частных квартирах нетрудовых элементов и в частных конторах в случае заявлений от советских учреждений о недостатке мебели. [198] Декреты Советской власти. Т. III. 11 июля – 9 ноября 1918 г., Политиздат, Москва, 1964, стр. 570
Формально мебель предполагалось конфисковывать у нетрудовых элементов. Но в действительности никто ни в чём не разбирался. Мебель конфисковывали у кого попало, в угоду совучреждениям. Как обнаружил один современник, самые громкие победы в Совдепии происходили в войне пролетариата с буржуазией. [199] Окунев Н. П., Дневник москвича 1917–1920, Военное издательство, Москва, 1997, стр. 216-217
Очередной этап стихийного переселения в республике начался с конца августа 1918 года, после агрессивных призывов в правительственной прессе. Покушение на Ленина послужило сигналом к „выбиванию буржуазии из её гнёзд“. [200] Красная Москва. 1917–1920 гг., Издание московского Совета Р. К. и КР Д., Москва, 1920, стр. 347
Власть стала разбивать население России на категории. По словам очевидцев, если до осени 1918 вселения и выселения в стране происходили бессистемно, то теперь жилищные комиссии производили это по всем правилам искусства, разбивая квартирующих на шесть категорий, подразделённых на параграфы. [201] Окунев Н. П. Дневник москвича 1917–1920, Военное издательство, Москва, 1997, стр. 216
Москвич Н. П. Окунев объяснил, что, к примеру, 6-я категория, литер „В“ имела в виду буржуа, ликвидировавших свои дела и живущих спрятанными капиталами, или имеющих собственность: фабрики, заводы, дома, торговли и прочее: „У них отбирается всё, и выдается только 'походный паек': пара белья, подушка, одеяло, т. е. то, что полагается красноармейцу, уезжающему на фронт.“ [202] Окунев Н. П. Дневник москвича 1917–1920, Военное издательство, Москва, 1997, стр. 216-217
Подобное выдворение жильцов из дома вело к глубочайшему нервному потрясению. Людей не только публично очерняли в прессе. Их насильственно вышвыривали из привычной колеи. Музыковед Н. Ф. Финдейзен вспоминал, как его знакомый, муж покойной певицы В. И. Рааб, изнервничался и плакал. Квартиру Рааба, ввиду отъезда уже сданную знакомым, заняли совершенно чужие люди и занесли туда всякий хлам, грязь и тараканов. [203] Финдейзен Н. Ф. Дневники. 1915–1920 / Расшифровка рукописи, исследование, комментирование, подготовка к публикации. М. Л. Космовской, Дмитрий Буланин, СПб., 2016, стр. 261-262
Жилищные комиссии мгновенно научились притеснять „вредные“ категории населения со всей изощрённостью. В этом отношении типичен пример бывшего коллежского регистратора О. М. Меньшикова. Меньшиков жил в Новгородской губернии. После конфискации царскосельского дома у его семьи и вынужденного переезда Меньшиковых на дачу на Валдае, Меньшиков получил объявление о конфискации дачи. [204] Меньшиков М. О., Материалы к биографии // Российский архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв, Вып. 4., Москва, 1993, стр. 220
При этом Меньшиковы с детьми сильно нуждались и недоедали. Многодетный отец попытался опротестовать несправедливое решение властей. 12 сентября 1918 года отдел Городского хозяйства прислал ответ на прошение Меньшикова, что никакие его резоны не принимались. Дача его должна была отойти в „народное достояние“. [205] Меньшиков М. О., Материалы к биографии // Российский архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв, Вып. 4., Москва, 1993, стр. 220
Меньшикова особенно злило то, что местные власти сами указывали статью декрета, которая говорила нечто совершенно отличное от того, чему они пытались подвергнуть его семью. И даже тогда власти упорно настаивали на своем. Из статуса владельцев дачи Меньшиковых перевели в „квартиронаниматели“. Чиновники нисколько не заботились о том, что родителям было нечем заплатить за хлеб детям, не говоря уже о плате за жильё. [206] Меньшиков М. О., Материалы к биографии // Российский архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв, Вып. 4., Москва, 1993, стр. 220
Как заметил сам Меньшиков, остатки правовых понятий обтрепались, как гнилая ветошь. Губернская администрация не слушалась даже центральных властей и толковала декреты Совнаркома вкривь и вкось. Меньшиков записал в своём дневнике от 13 сентября, что будет пытаться еще раз поговорить с ними, но, очевидно, без всякого результата: „Отнимают последний угол и последний клочок земли, заставляют платить за право жить в моем же доме, а чем платить? Чем кормить детей? Об этом ни малейшей заботы. До чего одеревенело сердце людей, до чего иссякла совесть!“ [207] Меньшиков М. О., Материалы к биографии // Российский архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв, Вып. 4., Москва, 1993, стр. 220
Читать дальше