Денис Проданов - Народная история России. Том II. Устои советской диктатуры

Согласно логике Ленина, если в квартире из трёх комнат жила семья из трёх человек, то она была „богатой“. А если семья из четырёх человек жила в трёхкомнатной квартире, то „богатой“ она уже не была. И, значит, выселять необходимости не было.

Подобная формула была совершенно произвольна. Тем не менее, большевистские структуры стали беспрекословно претворять ленинскую формулу в жизнь. Системы в выселениях не было практически никакой. Ключевыми словами у представителей РСДРП(б) и их временных союзников левых эсеров были „уплотнение“ и „выселение“. О вселении выселяемых куда бы то ни было речи часто вообще не шло.

Реквизиции квартир и выселения вчерашней буржуазии показали этические стандарты власти во всей красе. Всего через два месяца после Октябрьского переворота офицер-артиллерист В. Ф. Климентьев наблюдал за тем, как несколько семейств выселяли из их квартир. Выселяемым позволили взять с собой только самое необходимое, то, что они сами могли унести. Климентьев заметил: „Если кто-нибудь сопротивлялся, того – очень часто – выволакивали во двор и убивали. И это не грабители делали, а представители так называемой рабоче-крестьянско-солдатской власти.“ [191] Клементьев. В. Ф., В большевицкой Москве (1918–1920), Русский путь, Москва, 1998, стр. 5

Представители демократической общественности были крайне обеспокоены происходящим. Историк и публицист С. М. Дубнов отметил в своём дневнике от 11 марта 1918 года, что вышел декрет о принудительном водворении („вселении“) красногвардейцев и рабочих в буржуазные квартиры. Он заключил: „Я, например, должен очистить свой кабинет для какого-нибудь грабителя с казённой винтовкой. Всё это делается для подкупа черни.“ [192] Дубнов С. М., Книга жизни. Материалы для истории моего времени, Гешарим / Мосты культуры, Иерусалим/Москва, 2004, стр. 432

Дубнов подметил важную деталь. Советские структуры именно подкупали „низы“, стараясь завоевать их симпатию. При этом далеко не всем выселяемым разрешали брать с собой личные вещи. К примеру, поэта и публициста Фёдора Сологуба с женой, живших на родном Василевском острове, даже уплотнять не стали. Их попросту вышвырнули из квартиры, забрав все их вещи, мебель и книги. В результате, паре пришлось ютиться в павильоне, там же, на острове. Внутри павильона было настолько холодно, что за ночь на полу нарастала ледяная кора. [193] Зинаида Гиппиус, Воспоминания, Захаров, Москва, 2001, стр. 172

О том, какими варварскими методами осуществлялись выселения в советской республике весной 1918 года, повествует и случай Р. Донского. Донской работал профессором медицины в одном из столичных университетов. Семья его детей жила в Москве в районе Тверского бульвара. Молодая семья занимала одну комнату. В ней ютилось четыре человека: отец, мать, их новорожденный сын Всеволод и его няня Мариша. К этим людям среди ночи ворвались солдаты с винтовками. Они перевернули всё вверх дном и перепугали насмерть няню, у которой случилось нервное расстройство. [194] Донской. Р. От Москвы до Берлина в 1920 г. // Архив русской революции, т.1, Терра, Политиздат, Москва 1991, стр. 192

Ночной визит был не более чем разминкой. Через два месяца семью, все взрослые члены которой работали, выставили на улицу. Дом, в котором они жили, реквизировали. Всем жильцам дали три дня на то, чтобы найти себе новую квартиру. Разумеется, ничего подходящего за это время найти было нельзя. По словам Доского, дяде Шуре пришлось „уплотниться“ и семья переехала к нему. [195] Донской. Р. От Москвы до Берлина в 1920 г. // Архив русской революции, т.1, Терра, Политиздат, Москва 1991, стр. 192

Примерно через месяц семье Донских удалось снять жильё у беженцев из Варшавы, которые уехали вскоре после этого. Квартира осталась в распоряжении семьи, но ненадолго. По „стратегическим соображениям“ всех жильцов верхних этажей их дома снова вышвырнули – опять в трёхдневный срок. На этот раз семью Донских приютили знакомые, у которых они прожили около месяца. И лишь тогда семье повезло. В том доме, где жили родители, а Донской работал председателем домового комитета, освободилась квартира. Донскому удалось её отвоевать для родных. Это был четвёртый переезд семьи за одну зиму. [196] Донской. Р. От Москвы до Берлина в 1920 г. // Архив русской революции, т.1, Терра, Политиздат, Москва 1991, стр. 192

Случай этот был далеко не исключительный. Он был ярким подтверждением того, как власть относилась к простым людям. Никаких даже приблизительных „буржуев“ в семье Донских не было. Отец бегал по службам с девяти утра до половины третьего ночи, а мать, несмотря на болезнь почек, работала в двух больницах. Как иронично заметил Донской, в РСФСР это называлось восьмичасовым рабочим днём. [197] Донской. Р. От Москвы до Берлина в 1920 г. //Архив русской революции, т.1, Терра, Политиздат, Москва 1991, стр. 192