А тогда они учились, читали книжки, гоняли на велосипедах и плавали наперегонки по речке. Книгочеи были страшные. Юра Почукаев брал книги и в школьной, и в городской библиотеках, прочитывая за год не менее сотни книг. Об этом говорил дневник прочитанных книг, который он регулярно вел.
Не отставал от него и Вася Грязев. Имея у себя дома уникальное издание сказок Шахерезады «Тысяча и одна ночь», он с удовольствием читал все, что попадалось под руки. Ребята запоем читали, передавая друг другу книги Майн Рида, Фенимора Купера, Джека Лондона, Конан Дойля.
Любимым героем Василия в те годы был Том Сойер американского писателя Марка Твена, а Юрию особенно нравился герой стихотворной поэмы Лонгфелло «Песнь о Гайавате». Он любил также басни Крылова и отдельные части романа в стихах «Евгений Онегин».
У него в сарае нашли как-то большую подборку дореволюционных журналов «Нива» за 1905 год, где печатались приключенческие романы и повести. В скором времени все они были зачитаны до дыр. Отец также выписывал журналы «Всемирный следопыт», «Вокруг света», которые весьма интересовали мальчишек.
Еще одним увлечением Юрки было фотографирование. Родители подарили ему на десятилетие аппарат «Фотокор», с которым тот не расставался. Это была довольно большая коробка, но он умудрялся на одной пластинке размером 9х12 см делать сразу четыре снимка.
Правда, во время войны не продавали фотоматериалы, и приходилось пользоваться довоенными запасами, а проявители из химикатов составлять самим. Вместе с Михаилом Исаевичем они своими руками сконструировали фотоувеличитель, который позволял делать довольно большие по размеру снимки. Именно благодаря этому фотоаппарату, а также детскому пленочному «Малютке» удалось запечатлеть события и людей полувековой, а то и шестидесятилетней давности.
Вот, к примеру, друзья-приятели проводят испытания найденных ими противотанковых гранат на реке Упе, проверяя на практике мощность взрыва. Они всячески экспериментировали, играя по существу со смертью. Слава Богу, что остались целыми и невредимыми.,
Однако военные годы не обошлись без потерь, причем в самом ближнем кругу. Еще в сорок первом году, когда сожгли крупнейший Хомяковский хлебный элеватор, пришлось в течение полугода печь хлеб из остатков горелого зерна, наполовину состоящего из золы. Есть его было невозможно.
У Васиного отца Петра Ивлиевича и так была предрасположенность к заболеванию желудка, а тут и вовсе язва обострилась. Сыну запомнилось, как тот страдал: съест что-то, а потом скорей грелку к животу.
Однако устроить больного отца в больницу 14-летний сын, конечно, не мог. Тем более, что после осады города они были переоборудованы в госпитали. В сорок втором году такая попытка была предпринята, но успехом не увенчалась.
Когда осенью сорок третьего года все-таки удалось поместить Грязева-старшего в больницу имени Семашко, болезнь оказалась уже в запущенной стадии. Отца приняли, наверное, из жалости к его состоянию.
Он там пролежал месяца два, но без каких бы то ни было изменений к лучшему, а потом сестричка сказала:
– Забирай своего папу домой, ему уже операцию делать поздно.
Петр Ивлиевич, действительно, очень ослаб и ходить сам к тому времени уже не мог. Василий пришел за ним, посадил его на салазки, закутал в одеяло и привез домой. Отец высох и стал, как скелет. Довольно скоро, в начале сорок четвертого года, он умер на руках у сына, которому не было тогда даже шестнадцати лет.
Мальчик пошел один на городское Всехсвятское кладбище договариваться о похоронах. Шла война, а бюрократия продолжала действовать. Говорят, нужна справка о смерти. Пришлось снова идти в больницу.
– Мы так просто справку не даем. Вдруг он умер не своей смертью. Вы его привозите к нам, мы его здесь обследуем, – таков был вердикт местных эскулапов.
Вновь, теперь уже мертвого, сын погрузил труп отца на салазки, закатал, словно свечку, в одеяло и привез в морг. Там его приняли без лишних слов, и через некоторое время выдали справку о смерти.
С ней сын помчался на Всехсвятское кладбище, где наконец-то определили место для могилы. Копать самостоятельно он уже не отважился и уговорил двух мужиков за какую-то вещь из дома выкопать могилу.
После того, как они с трудом вырыли могилу в мерзлой земле, Василий помчался к другу отца Горбатенко, столяру с гармонной фабрики.
– Слушай, Иван Васильевич, гроб надо сделать.
– Гроб – это не гармонь, но попробую.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу