Дмитрий Немельштейн - Закономерности и метаморфозы этногенеза. Пять очерков о закономерностях взросления народов

Думается, мы имеем право говорить о сильнейшем сдвиге в этногенезе нахов в результате колоссальных потрясений, связанных с бесконечными нашествиями, перекатывающимися через ареал их расселения на правобережье Терека в 1-ой половине 2-го тысячелетия нашей эры, что привело к обезлюдению этих мест в результате как массового истребления нахского населения завоевателями и увода значительной его части в неволю, так и неминуемого оттока оставшихся в живых нахов в горные, малодоступные для завоевателей, районы Северного Кавказа. С этим же, как мне думается, связано и приостановление формационных процессов, протекавших в вайнахском обществе вполне последовательн [1, с.153], но купированных происшедшими событиями надолго.

Здесь можно высказать очень логичное предположение, что древние нахи – этнос, прошедший все фазы своего развития, и давший начало новым молодым активным этносам на переломе 1-го и 2-го тысячелетий, в первую очередь, вайнахам (чеченцам и ингушам). Археологические исследования говорят о высокой материальной и духовной культуре древних нахов (памятники оригинальной архитектуры, находки передовых для своего времени орудий труда и оружия и т.д.), что свидетельствует с большой степенью вероятности о наличии некогда государственных образований и соответствующих форм общественной организации у этого древнего народа.

Я, как мне кажется, уже достаточно полно реконструировал процесс первоначального появления русских на Тереке и за Тереком. Надо полагать, что количество их в последующие времена периодически пополнялось в результате уже известного нам процесса становления Московского государства. Это была никем не организованная, но вполне естественная миграция (территориально-хозяйственная экспансия) русских людей на юг. По разным причинам, продвижение на север, запад и восток до XVI-го века было куда затруднительнее, нежели в Придонье или в отдельные районы Северного Кавказа, где образовался, как я уже говорил, демографический вакуум, требующий заполнения.

Постепенно, часть русских переселенцев «перебралась из Кабарды за Сунжу, на чеченскую плоскость, тогда ещё никем не занятую и покрытую девственными, труднопроходимыми лесами. Там их посёлки и хутора встречались у Урус-Мартана, у Гойтен-Корта, по Аргуну и по другим более или менее отдалённым местам» [19, с.26]. У. Лаудаев в своей работе «Чеченское племя» пишет: «И теперь ещё свежи чеченские предания, что в то время, когда чеченцы жили ещё в глубине Ичкерии и Чёрных гор, русский сделался отцом страны…» [18, с.6].

Возможно, это несколько преувеличенное представление, но факт значительного числа русских поселенцев в указанных местах в XV – XVII веках неоспорим. Не исключена и их главенствующая хозяйственно-экономическая роль в этих местах в силу указываемых Я. З. Ахмадовым причин [1, с.115].

Судя по всему, в тот период, когда кабардинцы начали расселяться на Северном Кавказе, чеченское общество – восприемник древних нахов – находилось на той стадии своего этнического развития, которую можно назвать, по нашей классификации, периодом наивного детства (через этот период прошли все народы, независимо от времени своего появления на свет), то есть, было чрезвычайно доверчиво и открыто, любознательно и общительно и, в тоже время, свято соблюдало свои родовые установления, складывающиеся на протяжении многих веков достаточно изолированного существования. В то же время, оно было ещё в значительной степени разобщено, что также характерно для названной стадии этнического взросления. Вне соприкосновения с внешним миром, каждый тейп видел в представителях другого, тем более отдалённого тейпа, чужаков. Ускорить процесс слияния многочисленных чеченских тейпов в единый народ могло только активное взаимодействие с внешним миром, с другими этносами, как источником опасности для саморазвития каждого чеченского тейпа и всей чеченской общности, в целом. В данном случае, мы видим отчётливое проявление диалектического закона единства и борьбы противоположностей: нормальное этническое развитие возможно только в условиях активного взаимодействия с другими, более зрелыми, этносами, в какой бы форме это не выражалось. А выражается это, чаще всего, в форме борьбы, – в том числе, и вооружённой, – за свою независимость, за свои исконные права и т. д. Парадокс в том, что слияние родственных племён в единый этнос вне такой борьбы невозможно, и чуждый этнос-противник является, одновременно, и этносом-соучастником, этносом-сообщником, этносом-партнёром в процессе развития своего, нередко, более молодого визави.