Игорь Иванов - Русское подполье. Пути и судьбы социал-христианского движения.

Было очевидно, что «прорабы перестройки» крайне не заинтересованы в освобождении непримиримых антикоммунистов: закалённые в тюрьмах и концлагерях люди, имевшие твёрдые убеждения и колоссальный опыт борьбы против партийной олигархии, в переломный момент крушения тоталитаризма могли оказаться слишком опасными для партии участниками политического процесса...

9 декабря 1986 года в Чистопольской тюрьме умер во время голодовки Анатолий Марченко, сорокавосьмилетний политзаключённый... Марченко требовал освобождения всех политических. В ответ чиновники МВД равнодушно отвечали: «Умирай! В СССР политических заключённых нет».

Возможно, эта трагическая смерть ускорила события. Да и сами коммунистические руководители начали понимать - дальше затягивать решение вопроса о судьбе политузников становится просто опасным. Так или иначе, но вскоре после гибели Марченко ситуация стала меняться.

13 февраля 1987 года газета «Известия», выполняя негласное поручение КГБ, сообщила, что около ста сорока человек, осуждённых за государственные преступления, обратились к властям с просьбой об освобождении, и по их заявлениям принято положительное решение, что «находится в полном соответствии с процессом демократизации и отвечает духу перестройки...»

В марте-апреле 1987-го в СССР началось постепенное освобождение политзаключённых. Правда, выпускали не всех и не по амнистии, а «в порядке частного помилования», с обязательным условием - написать прошение с обещанием впредь не вести «противоправной» деятельности, то есть не бороться против коммунистического режима. Некоторые соглашались и писали. Другие, считая такое соглашение отступничеством, отказывались. Этих последних - «непримиримых» - отправляли обратно в камеры, лагерные бараки и места ссылки - досиживать или умирать... Отказавшихся просить помилование выпустили позже. Маленькими группами они выходили из тюрем и лагерей с конца 1987-го.

Параллельно с закрытием политических концлагерей компартия занялась и ликвидацией (главным образом, заметанием следов) системы психиатрического ГУЛАГа. В 1988 году Министерство Внутренних Дел передало в ведение Министерства здравоохранения 16 психиатрических больниц специального типа, причём 5 из них вообще ликвидировали. С психиатрического учёта были сняты 776 000 пациентов. А когда в следующем 1989 году возник вопрос о принятии советского Всесоюзного общества психиатров во Всемирную психиатрическую ассоциацию (ВПА), с психиатрического учёта в СССР были в спешном порядке сняты - вдумайтесь в приведённые цифры - два миллиона человек 192 192 192. Прокопенко А.С. Безумная психиатрия. Интернет-версия книги. Подготовлена Общественной организацией «Помощь пострадавшим от психиатров». URL: http://narkolog-penza.narod.ru/2_2_12.htm (дата обращения 15.05.13.) . Чего же стоила вся так называемая «советская психиатрия», превращённая компартией и КГБ в настоящее орудие массового террора против населения страны!..

Последние политзаключённые в Советском Союзе были собраны в лагере «Пермь-35». Оттуда он вышли на свободу только в конце 1991 года, когда не стало уже и самой КПСС... *37 *37 В память об этом 13 июля 1992 г., на средства бывших политзаключённых - жителей г. Перми - и Пермского общества «Мемориал», на территории бывшей политзоны ВС-389/35 была установлена мемориальная доска с надписью: «Отсюда уходили на волю последние заключённые коммунистического режима».

Игоря Огурцова чекисты держали в неволе до последней возможности - до тех пор, пока уже не оставалось формальных оснований удерживать узника в ссылке. Срок её истёк 12 февраля 1987 года - за день до упомянутой выше статьи в «Известиях». Но, словно мстя своему пленнику за упорство, КГБ незаконно задержал его в Микуни ещё на трое суток... Только 15 февраля, пробыв в «местах лишения свободы» более двадцати лет, И.В. Огурцов вышел из заточения. Вышел непобеждённым.

Распрощавшись с Микунью, Игорь Вячеславович отправился в Ленинград...

В Ленинграде - долгожданная встреча с родными, друзьями и самыми близкими людьми - отцом и мамой, двадцать лет мужественно переносившим разлуку с единственным сыном. Свобода... Но только свобода ли это?

КГБ продолжал следить за каждым шагом вчерашнего политзаключённого. После освобождения чекисты представили И.В. Огурцову длинный список городов Советского Союза, в которых ему запрещено жить: Москва, Ленинград, Киев, Минск, Алма-Ата, Горький, Харьков, Запорожье... и так далее, и так далее - все более или менее крупные города. Дома, в Ленинграде, ему не разрешалось оставаться более десяти дней. Ехать было некуда. Лучшее, что можно придумать - добровольно вернуться обратно в Микунь: по крайней мере - место хорошо знакомое, обжитое за годы ссылки...