Андрей Фурсов - Вопросы борьбы в русской истории. Логика намерений и логика обстоятельств

Итак, военно-революционные эпохи суть эпохи многочисленных возможностей, «котлы возможностей», когда связи между причинами и следствиями носят нелинейный, «искривленный» или пунктирный характер. И когда субъектное действие или просто событие может, по сути, изменить или деформировать историю. В таких условиях необходимость как бы дает свободе воли передышку и время порезвиться (что в целом не отменяет ни социальных циклов, ни логики социального развития), быстро меняются ориентации личностей и фракций, быстро возникают и столь же быстро распадаются политические группы, оппоненты быстро перехватывают друг у друга аргументацию и программы (как говаривал Ленин, надо уметь и украсть, когда нужно), надевают несвойственные себе идейные наряды. Вот в такой-то кутерьме рождаются новые эпохи, которые приходят (сначала) в виде Истины Слова, открываясь не многим и не сразу и отсекая, подобно социальной бритве Оккама, все исторически лишнее, а затем опять вводят человека в мир более жестких, социально-аскетичных причинно-следственных связей.

А акушерами с бритвой, скрывающимися за массами, как правило, выступают К-структуры, играя роль матриц новой системы. Новые системы как бы наращиваются на нового субъекта, он разрастается ими. Причём сначала этот новый субъект может быть даже индивидом. «В период между 200 и 400 гг. н. э., – пишет Р. Браун, автор одной из интереснейших книг о конце Античности, – люди Средиземноморья пришли к принятию (с энтузиазмом) того, что божественнаясила не столько является простым смертным прямо или посредством давно установленных институтов, сколько представлена на земле ограниченным числом исключительных человеческих существ (human agents). Эти существа уполномочены нести ее (божественную силу. – А. Ф.), распространяя среди последователей с помощью разума или того сверхъестественного, которое было их личным качеством… Отсюда важность этого периода, подъема христианской церкви. Христианская церковь выступала как импресарио более крупных изменений… Радикально новые и устойчивые институты вырастали вокруг людей, в которых, считалось, божественное величие существовало как необратимое» [35](подч. мной. – А. Ф.).

Можно привести пример из более близкой, причём русской истории. В. И. Ленин был системообразующим субъектом, вокруг которого сложилась сначала К-структура, она же – политическая партия особого типа, эдакий двуликий Янус (показательно, что Ленин постоянно подчёркивал: только сочетание легальной и нелегальной деятельности приносит успех). Вокруг Ленина сформировалась новая система – «партия нового типа», из мутаций и трансформаций которой впоследствии вырос коммунистический порядок. Во время революции Ленин и Партия были равновесны – и почти тождественны.

В этих строках четко зафиксировано не просто и не только тождество, но и относительное равновесие «исторических гирек» под названием «Ленин» и «Партия». То же можно сказать о Петре I (с его гвардией) и «остальной России». Ситуация субъектно-системного равновесия вообще характерна для эпох революций и смут.

Если говорить о нашей истории в XX в., то Сталин, движимый логикой русской системности и русской власти, помимо прочего, должен был покончить с фазой субъектного взрыва русской истории. Парадоксальность ситуации заключалась в том, что он был последним субъектом этой фазы, уничтожавшим, отменявшим ее и тем самым упрочивавшим новую систему. Сталин закрыл Крышкой Истории котел исторических возможностей, и персонификатору этого котла – ленинской партии – пришла «крышка», kaput. Но последним, по иронии истории, под крышку угодил сам Иосиф Первый (и последний). Устранение его «хрущёвцами» (название условно) означало окончательный финал субъектной фазы. Теперь были возможны лишь отголоски субъектности в фарсовом виде «волюнтаризма», впрочем, тоже вскоре заглушенные в эпоху (и эпохой) безбрежного реализма брежневского «реального социализма», в позднезрелой и поздней стадиях коммунистического порядка. Но мы отвлеклись.

Качественные изменения общества, которые, прежде всего, выражаются в появлении нового исторического субъекта, не сводятся только к рекомбинации элементов старого. Для этого процесса необходим субъект; «кусочки» могут быть старыми, а вот субъект – только новым, будь то христианский проповедник, сеньор, капиталист или чекист в кожаной куртке со «спешащим ему на смену молодым человеком» (В. Розанов). К-структуры – это классические напёрсточники времени, которые разбираются в нём, а точнее, чувствуют его намного лучше многих специалистов по общественным наукам, подобно слепым котятам тыкающихся в своих штудиях в неглавное.