Андрей Фурсов - Вопросы борьбы в русской истории. Логика намерений и логика обстоятельств

В кризисные эпохи не меняются друг с другом местами перечисленные выше факторы, повторю: это так только внешне, с точки зрения конвенциональной науки, изучающей равновесные, стационарные состояния и адекватной им методологически и понятийно, но неадекватной эпохам социальных флуктуаций, бифуркаций и кризисов. В кризисные эпохи возникает более сложная, чем простая перемена мест факторов, – нелинейная ситуация: привычная реальность меняется, исчезает; грань между «закономерным» и «случайным», «объективным» и «субъективным», «личностью» и «массой», «внешним» и «внутренним» стирается. Это ситуация, когда случай перестает быть случаем, а личность (или несколько личностей, вступивших в сговор и организацию) приобретает вес, равный или почти равный массе системы.

Подобные ситуации невозможны и необъяснимы с точки зрения конвенциональной социальной науки. И в этом плане неправы представители последней, отбрасывающие в качестве «случая» или «заговора» то, что по своему содержанию не является случаем и заговором в примитивно-обыденном или, если угодно, конвенционально-научном смысле. Здесь нужна экспликация понятий. Особенно когда речь идёт о макросоциальных кризисах, связанных с упадком, финалом старой системы и генезисом новой.

Системы умирают не от обострения внутренних противоречий – напротив, пока системообразующее противоречие работает мощно, система живёт и развивается. А вот когда главное противоречие системы выработано и затухает, когда в результате слабеет-атрофируется и устраняется системообразующая ось, тогда приходит кризис. Вопреки Марксу, отождествившему внутриформационные сдвиги с межформационными и судившему о вторых по первым, система старится и умирает тогда, когда реализует свою социогенетическую программу, когда решает свое центральное, системообразующее противоречие, когда приходит к социальному пату. Или цугцвангу. При этом пат возникает не только потому, что противоречие снято, решено, но и потому, что имеющиеся средства и способы решения соответствуют только данной системе и не могут вывести общество за ее рамки.

В этом смысле решение, снятие своего системообразующего противоречия любой системой всегда является негативно-диалектичным. К тому же на это решение у системы уходят все ее потенции, после чего она оказывается по сути обездвижена, хотя событийно ее развитие внешне может выглядеть очень бурно, на самом деле представляя собой «жизни мышью беготню» (А. С. Пушкин) данной системы, её «сонной мысли колыханье» – по Заболоцкому:

Достаточно вспомнить бессмысленную активность представителей господствующих групп финальных фаз развития систем; в нашей истории это Николай II и К o, Керенский и К o, Горбачёв и К o. Бестолковость и бессмысленность этих персонажей не столько личностный феномен, сколько личностное проявление исчерпанности потенциала системы, её жизненных сюжетов, постепенное энтропийное превращение из системы в объединение, а то и во множество (в смутные времена).

Суть системного кризиса заключается, прежде всего, в том, что из-за притуплённости базового системного противоречия нет системных средств и возможностей решать даже небольшие проблемы, которые возникают при её функционировании. А потому даже небольшие проблемы, с которыми нельзя управиться системными средствами, заставляют систему максимально напрягаться, а то и пытаться прибегать к внесистемным средствам, к непропорциональной затрате усилий, что еще более подрывает ее, помимо прочего усиливая разрушительный эффект этих внесистемных средств и факторов, с одной стороны, и социальный иммунодефицит системы – с другой. Из-за атрофии, выработанности главного противоречия система уже не может решать «имманентными» средствами никакие другие противоречия и связанные с ними проблемы. Она вообще покидает то поле, где решаются, могут в принципе быть разрешены противоречия, и вступает в «зону неразрешимости», в зону, где любая малость оказывается миной, где система превращается в сапера-смертника.

Получается, что малые проблемы ведут к большим и разрушительным последствиям? Да нет же, дело обстоит иначе. В эпохи системных кризисов и упадка меняется прежний масштаб и ломается привычная масштабная линейка. Самая серьезная проблема здесь даже не в том, что ранее бывшее малым становится большим и наоборот, а в том, что становится трудно, часто невозможно определить масштаб и значение события: ломается прежняя оценочная шкала, прежняя системная связь причин и следствий, и за мелкой (ранее) причиной вдруг возникает не привычное или ожидаемое следствие, а кошмарная конфигурация. Как в игре в сквош – не знаешь, куда отскочит мяч. Вступление в системный кризис – это переход от «социального тенниса» к «социальному сквошу». Тогда-то и возникает соблазн заключить: если бы не то или иное событие, то история пошла бы иначе, могла бы пойти.