Дмитрий Матяс - Христианское человеколюбие. В чем его смысл?

Усиленная проповедь «любви» обвораживает верующих, создает у них впечатление, что христианство действительно способно смягчить нравы людей, воспитать у них возвышенные, благородные чувства по отношению друг к другу, а тем самым победить в мире зло, изменить даже сам характер общественной жизни и привести к построению «царства божия на земле». Для миллионов верующих на нашей планете христианское человеколюбие представляется высшей формой гуманизма, высшей формой проявления любви к человеку.

Попытаемся повнимательнее присмотреться к христианскому учению о «всеобщей любви» и сопоставим его с марксистско-ленинским пониманием гуманизма.

В Евангелии от Матфея рассказывается, что на вопрос о том, какая наибольшая заповедь в законе, т. е. в Ветхом завете, Христос ответил: «…возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мат. 22, 37–40) [5] Библия цитируется по изданию Московской патриархии. М., 1976. Первая цифра — глава книги, вторая — стих. . Уже из этих изречений видно, что христианство требует прежде всего любви к богу. Его следует любить «всем сердцем», «всею душею», «всем разумением», а ближнего только в меру любви самого себя. Правда, в Новом завете содержится и другое изречение: «Кто говорит „я люблю Бога“, а брата своего ненавидит, тот лжец… И мы имеем от Него такую заповедь, чтобы любящий Бога любил и брата своего» (1 Иоан. 4, 20–21). Ссылаясь на него, христианские богословы стремятся обосновать мысль о том, что будто «любовь к Богу и любовь к человеку — одна заповедь, это лишь две стороны одного и того же предмета» [6] Журн. Москов. патриархии, 1963, № 3, с. 31. . Доказательство развертывается во внешне довольно стройную систему. Мол, все люди — дети одного отца, т. е. бога. Он — творец, люди — его творение. Кто любит родившего, тот любит и рожденного от него, как сын должен любить не только родителей, но и других детей их — братьев и сестер своих. «В ближних мы любим Бога, а в Боге — ближних. Здесь-то и скрывается идея истинной гуманности» [7] Олесницкий М. Из системы христианского вероучения. Киев, 1896, с. 85. , — писал М. Олесницкий, один из ведущих православных авторитетов в дореволюционный период, работы которого и сейчас высоко ценятся в Русской православной церкви.

Человек — не просто творение бога, учит христианство, он — его образ и подобие. Поэтому любовь к богу и к его образу в каждом человеке совпадают. «Поскольку каждый человек является действительно видимым образом невидимого Бога и братом Христа, — говорится в итоговом документе третьего синода епископов католической церкви, — христианин в каждом человеке находит самого Бога и Его абсолютное требование справедливости и любви» [8] Zycie i myśl, 1972, № 6, s. 132. . Архиепископ Русской православной церкви Николай разъясняет: «Любить надлежит человека прежде всего потому, что любить его повелевает сам Господь Бог, его Творец. Любить, далее, надлежит потому, что человек — „образ Божий“, отблеск Божества; что все, что в нем есть, — его существо, его психофизиологическая структура, его разум, способности, таланты, творческие потенции — все это обожествлено» [9] Журн. Москов. патриархии, 1969, № 10, с. 39. .

При внимательном чтении богословских положений легко заметить, что сама необходимость любви к человеку в религии обосновывается не человеческими мотивами, фактом принадлежности к человеческому роду, к определенному классу, нации, неразрывностью его связи с обществом, а его мистической принадлежностью к числу «детей божьих». Непременным условием любви к человеку религия объявляет любовь к богу. Человека следует любить только потому, что он запечатлел в себе «образ божий» и что так повелевает «сам господь». Любовь же к людям как таковым, любовь сама по себе, если она не преломлена сквозь призму любви к сверхъестественному существу, христианством всячески умаляется.

В недавнем прошлом, когда церковь пользовалась преобладающим влиянием в духовной жизни общества и не считала нужным набрасывать на свои нравственные принципы более привлекательные одежды, она высказывала эту антигуманную мысль с предельной откровенностью. В католическом катехизисе, изданном в начале нашего века, но имеющем хождение среди верующих Белоруссии и в настоящее время, говорится: «Разрешается (?!) также любовь для тварей (т. е. всех живых существ. — Д. М .), но только ради Бога и в отношении к Богу… Творца должны любить в созданиях, а не создания как таковые… Бог называет себя Богом ревнителем (Исх. 20,5), потому что не терпит, чтобы любили что-нибудь, кроме Него» [10] Katolicki katechizm ludowy. — Mikołów — Warszawa, 1906, s. 24. . И в современных зарубежных богословских работах в полном соответствии с духом Библии любовь к богу нередко открыто превозносится над любовью к человеку. Один из крупнейших католических богословов Генри де Любак пишет: «Бог по своему существу является тем, кто не терпит разделения: если Его не любят исключительно, то Его вообще не любят» [11] Lubac Henri de. Katolicyzm. Kraków, 1961, s. 24. . В приведенном высказывании легко просматривается созвучие мысли с положением католического катехизиса, изданного в начале столетия.