Петр Букейханов - Как Пётр Первый усмирил Европу и Украину, или Швед под Полтавой

К изложенному остается добавить, что сведения о перебежчике и переданной им информации оказались почему-то не в захваченных после боя архивах шведского короля, а в бумагах царя и документах царской канцелярии (в том числе в одном из основных русских источников о битве под Полтавой, так называемом «Журнале Петра Великого» («Юрнал или Поденная записка государя императора Петра Великого с 1698 до заключения Ништадского мира»)). Этот странный факт можно лишь отчасти объяснить тем, что после битвы перебежчик был взят русскими в плен и, как обычно, посажен на кол, а перед этим под пыткой рассказал обо всем, что он передал шведам [506]. Однако казнить в превентивных целях и для создания видимости могли любого наемника немецкой национальности, которых было достаточно среди более чем 20 тысяч солдат и офицеров шведской королевской армии, взятых в плен в ходе битвы под Полтавой и в первые дни после битвы. Такая показная казнь подставного лица всего лишь маскировала агентурную работу русского командования и обеспечивала прикрытие для самого агента, которому иначе угрожала бы месть со стороны шведского короля, а так он вполне мог под чужим именем безнаказанно вернуться на родину в Германию с полученным вознаграждением (а возможно, еще и с женой и ребенком, поскольку царь Петр и Меншиков насильно навязывали в жены иностранным офицерам своих забеременевших любовниц [507], причем царь подыскивал в качестве «почетных рогоносцев» особо доверенных лиц, например, таких как Александр Румянцев, который смог вывезти из Австрии бежавшего за границу царевича Алексея Петровича и женился на царской любовнице Марии Матвеевой, родившей от царя Петра будущего фельдмаршала Петра Румянцева).

Когда король сообщил Реншельду, Пиперу и Сигроту о решении немедленно атаковать русских, далее на совете был составлен план атаки. Поскольку он не нашел целостного отражения в официальных документах шведской армии, постольку в дальнейшем при описании Полтавской битвы его реконструировали исключительно на основе воспоминаний основных очевидцев и самого хода событий. По-видимому, главными авторами плана явились король и Реншельд [508]. Однако, по мнению некоторых авторов, король Карл, который в связи с ранением сам не был знаком с оперативной обстановкой, сложившейся после перехода русской армии через Ворсклу, оказался дезориентирован информацией Реншельда [509].

В частности, влиянием Реншельда объясняют непростительное преуменьшение значения артиллерии в предстоящей операции – шведское командование проигнорировало как силу вражеского артиллерийского огня, так и ответную необходимость в собственной артиллерийской поддержке. Поэтому было принято решение отказаться от использования всей своей артиллерии, кроме четырех трехфунтовых пушек, хотя у королевской армии были и артиллерия, и запас боеприпасов к ней, достаточный для одного продолжительного боя.

Так, по данным Е. Колосова, шведская армия имела на вооружении 39 собственных пушек и 2 трехфунтовых орудия, захваченные у русских в качестве трофеев при взятии крепости Веприк, причем, по утверждению П. Кротова, 6 пушек из этого числа размещалось в осадных траншеях под стенами Полтавы и было захвачено при вылазках городского гарнизона в начале июня 1709 года [510](шведские источники этого не подтверждают, поэтому, по нашему мнению, указанные шесть пушек было захвачено при вылазке гарнизона Полтавы уже в ходе Полтавской битвы . – П. Б. ). По данным А. Беспалова, к июню 1709 года вербованный артиллерийский полк шведской армии 8-ротного состава насчитывал в своих рядах 150–200 строевых чинов (не считая офицеров), а его материальная часть состояла из 41 орудия: 2 орудия 0,5-фн калибра, 2 медных 2-фн орудия, 20 орудий 3-фн калибра, 2 русских 3-фн орудия (захвачены в Веприке), 5 орудий 6-фн калибра, 8 мортир (из них 5 калибра 6-фн и 3 – 3-фн), 2 гаубицы 16-фн калибра [511]. Общий запас пушечного пороха составлял 172 пуда, при этом для 3-фн пушек имелось по 125 зарядов на ствол (15 зарядов с ядрами, 1681 ядро, 155 зарядов с картечью и 649 картечей); 6-фн пушки имели 560 снарядов (11 зарядов с ядрами, 129 ядер и 420 картечей), что составляло 112 выстрелов на орудие; гаубицы и 6-фн мортиры имели соответственно по 45 и 15 зарядов на одно орудие, а 2-фн пушки и 3-фн мортиры вообще не были обеспечены боеприпасами.

По информации В. Молтусова, на каждую шведскую пушку в среднем приходилось по 90 кг пороха, а на гаубицу или мортиру – 70 кг, тогда как количество боеприпасов хотя и различалось для орудий разного калибра, но в среднем превышало 100 выстрелов на ствол [512]. Для сравнения, русские орудия в ходе Полтавской битвы в среднем произвели от 12 до 36–37 выстрелов, причем тяжелая двенадцатифунтовая пушка расходовала на один выстрел примерно 3,3 кг пороха.