Степан Злобин - Салават Юлаев

- Аксютка! Бог гостя послал. Собирай вечерять, - окликнул хозяин, подтолкнув гостя в дом.

Салават вошел в теплую избу, освещенную фитильком, плававшем в воске. Молодая девушка встала ему навстречу.

- Здравствуй, хозяйка! - сказал Салават.

- Здравствуй, гость! Чай, прозяб, непогода какая! - приветливо отозвалась она. - Шубу скидывай, да к огоньку, погреться!

Поставив коней и задав им корму, хозяин вошел в избу и только тут увидал, что гость его - воинский человек.

- Э-э, тебе, господин, явиться бы к коменданту, - сказал он. - Небось ты на Стерлинску пристань едешь!

Салават утвердительно кивнул.

- А слышал я - Стерлинску пристань сожгли непокорные люди да весь канцеляр погромили, - несмело сказал кузнец.

- И я ведь слыхал, - подтвердил Салават.

- А куда же ты поедешь? - удивился кузнец.

- Поеду другой канцеляр искать... - неопределенно ответил Салават. Ведь чуть не пропал! - постарался он отвести разговор от опасной темы. Такая погода, беда! Дороги не видно, лошадь устал... Едва огонек увидал...

- Тут сотня башкирцев недавно проехала, к Стерлинской пристани тоже дорогу пытали, - вставила дочь кузнеца, ставя на стол еду.

- Сотник такой молодой, сын старшины Акжягет, - подхватил Салават, жеребец его белый, сам в белой шубе...

- Его догоняешь, что ли? - спросил кузнец.

- Ага, догоняю, значит, - кивнул Салават.

- Садись-ка к горячей похлебке с мясцом, посогрейся, - позвала молодая хозяйка.

Все взялись за ложки, ели в молчании.

- А все же тебе к коменданту бы надо явиться, - сказал вдруг кузнец. Тут ночью, бывает, разъезды наедут, смотрят прохожих. Узнают, что сам по себе на ночлег поставил, в тюрьме загноят... Обогреешься - я провожу к коменданту.

Салават промолчал.

Кончив есть, кузнец встал от стола.

- Собирайся, - позвал он Салавата.

- Я деньги даю за постой, - возразил Салават. - Рано утром поеду. Зачем комендант беспокоить? Чай, спит!

- Не беда - и разбудим! А то у ворот городка, на заставе у солдат, заночуешь. Не бойся, у них там тепло! - успокоил кузнец.

- Ну ладно, хозяин. Ты дома сиди. Я сам к коменданту поеду. Сиди, сиди... - сказал Салават, но голос его чуть дрогнул.

Он решил обмануть кузнеца и выехать в снежное поле, несмотря на буран.

- Ведь вона как лепит! Ты так-то собьешься с пути. Я тебя с фонарем провожу, - настойчиво предлагал хозяин.

- Да, батюшка, я и сама! Ведь путь недалекий, - готовно сказала Оксана, - а я посижу у Машутки, оттоле меня проводят.

- Ну, сойди, что ли, ты, - согласился кузнец.

Девушка мигом оделась, взяла фонарь. Во дворе под навесом она отвязала коней Салавата, вышла за ворота.

- Ну, ты, девка, прощай! Не ходи провожать-то. Я сам, - сказал Салават и, живо взлетев на седло, круто поворотил коня в поле.

- Стой! Стой! Не туды! Скуломордый, куды ты поперся?! - отчаянно закричала Оксана, схватив под уздцы заводную лошадь. - Постой, я словечко скажу.

Салават задержался.

- Нельзя тебе, что ли, к коменданту? - тихо спросила она.

- Значит, нельзя, - так же вполголоса признался ей Салават.

- Куды же ты поедешь-то, глупый?.. Слезай с седла. Я батюшке ничего не скажу, заночуешь. Слезай, говорю!

Салават подчинился.

- Иди за мной, - позвала хозяйка.

И они повели лошадей через двор в небольшую калитку, которой кузнец проходил прямо из дома в кузню.

- Коней мы привяжем тут, а сам ты на сеновале поспишь. Не простынешь, я чаю? - лукаво спросила она.

- Согреть приходи! - отозвался он дерзкою шуткой.

- Вот я те согрею! - Оксана внезапно толкнула его в сугроб. Согрелся?! Тепло?! Горячо?! - приговаривала она, вмиг залепив его снежками и пустившись бежать через двор.

Салават побежал за ней, она скользнула за столб навеса. Салават не отстал, девушка обежала вокруг столба. Салават поскользнулся. Она засмеялась.

- Упадешь - держись за земь!

- Ничего, не падам! - смеясь, отозвался он, продолжая ее преследовать.

Девушка увлеклась. Она бегала от него, хоронилась за столбы, но не убегала в избу - ей нравилась игра.

Внезапно она опять залепила ему лицо снежком.

Он, присев на корточки, черпнул пригоршню снега. Она набежала, столкнула его в сугроб, но не устояла сама. Шуба ее распахнулась, теплом и запахом трав пахнуло на Салавата.

Чувство верности женщине было ему чуждо. По законам ислама можно иметь семь жен.

Эта была иная, чем башкирские девушки. Те были свои, в привычных нарядах, с привычным родным языком. Скромность, предписанная пророком, хотя не закрыла чадрами башкирских женщин, но заставляла их быть покорными, тихими, молчаливыми... Эта была как огонь. И Салават зажегся...