Татьяна Александрова - Огнь поядающий

– Будем надеяться, что Господь не оставит свое малое стадо, – подытожил Иоанн, поднимаясь. – Возблагодарим же его за дарованную нам пищу…

С этими словами он прочитал благодарственную молитву и направился к выходу.

Все остальные последовали за ним.

У самого выхода из архиепископии, в просторном атрии, служившем для приемов, архиепископа ожидали несколько клириков, но он шел вперед решительной походкой, как будто не замечая их.

– Ваша святость, помилуйте, – клирики, один за другим повалились ему в ноги, преграждая путь.

– Кто такие? – спросил архиепископ, нехотя замедляя шаг

– Это провинившиеся, ваша святость, – пояснил Серапион. – Кто за поборы, кто за роскошь. Отстранены от своих приходов и должны отправиться в изгнание.

– Ваша святость, не слушайте его, послушайте нас, – быстро заговорил один из провинившихся, рыжеволосый человек лет сорока с мясистым лицом. – Да, я виноват! Взял деньги из церковной кружки и потратил на свои нужды… Но…

– Так чего ты от меня хочешь, волк в овечьей шкуре?!! – Иоанн повысил голос почти до надрыва. – И знать ничего не желаю! Убирайся прочь и не смей ко мне больше подходить!

– Владыка святой, пощади! – не унимался рыжеволосый. – Жена была больна, деньги нужны были для врача!

– Ври больше! – грубо оборвал его Серапион. – Не слушай его, твоя святость! На наряды бабе своей он деньги потратил. Как же, больна она была без шелковой паллы! И сам себе вон какую харю наел!

Рыжеволосый схватил Иоанна за полы длинной одежды, но тот резким движением вырвался, отчего чуть не потерял равновесие, и, немного попятившись назад, обошел просителей стороной.

– Так-так, твоя святость, – одобрительно кивнул Серапион. – Жезлом железным их надо упасать, иначе толку не будет! А ну вон отсюда все!

Севериану стало неловко, что он невольно сделался свидетелем столь некрасивой сцены. Иоанн же, который обещал, что распорядится препроводить гостя в предназначенные ему покои, как будто забыл о нем и направился к двери, возле которой стояли двое стражников.

– А как же я, твоя святость? – окликнул его Севериан.

Иоанн резко обернулся. Лицо его все еще было искажено гневом. Но поняв, что вопрос на этот раз исходит от ни в чем не повинного гостя, слегка смягчился.

– Кандидий, проводи его в гостевые покои!

И исчез за захлопнувшимися створками медных дверей.

– Где твои вещи, господин Севериан? – спросил Кандидий.

– Я оставил их в гостинице, но мой слуга принесет.

– Пойдем, я покажу тебе твою комнату, – Кандидий быстро направился в один из криптопортиков.

– А ты здесь кто? – спросил Севериан.

– Я келейником служу у аввы Иоанна.

– Но я смотрю, ты тут за все про все… – удивился Севериан.

– Ничего, я расторопный, – улыбнулся юноша. – При архиепископе в основном госпожа Олимпиада состоит, а я по всяким мелким поручениям.

– Женщина? – удивился Севериан.

– Да ты не подумай чего! – Кандидий испуганно оглянулся. – Авва Иоанн – святой жизни человек, ему все эти страсти чужды, он как ангел. У него все… эти уды омертвели еще с тех пор, как он в пустыне подвизался. Он тогда и желудок себе испортил, язва у него. Есть почти ничего не может. Госпожа Олимпиада следит, чтобы ему подавали то, что полезно. Да и она совсем не такая… Не как все женщины. Будто и не женщина вовсе. Ты же видел ее, она еду авве приносила.

– А, я не обратил внимания, – Севериан поймал себя на том, что совершенно не запомнил лица диакониссы. – Да я и не сомневаюсь, просто удивился.

Больше они не говорили. Севериан думал, что характер у архиепископа непростой и, несмотря на первые восторги, надо быть всегда начеку. И окружение у него своеобразное. Да, конечно, строгий подвижник, но… было бы проще, если бы он был… как все.

– Вот, пришли! – Кандидий распахнул дверь и Севериан вошел в просторное помещение, из которого выходили еще три двери.

– Это приемная, там спальня, вон там уборная, а это для прислуги, – пояснил юноша. – Там еще кладовая есть, для одежды.

Стены в помещении были голые, никаких ковров, никаких тканых завес. Не слишком уютно… Солнечный свет пробивался через застекленное отверстие в крыше.

«Ничего, – подумал Севериан. – Это хорошо. Архиепископ принял. Это уже успех. И это только начало».

«Недоброй смерти я желал бы тому корабельщику, который в недобрый час доставил меня сюда. Вот уже четвертый месяц длится мое пребывание в Городе, а дела мои все с том же положении, царь меня так и не принял, и не знаю, получат ли мои прошения ход. Если бы ни Омир, внушающий надежду на то, что бывает в жизни событие “позднее, поздний конец, но которого слава бессмертна”, и если бы не невозможность вернуться в Пентаполь ни с чем, я бы уже точно пал духом. Но пока я смотрю, слушаю, стараюсь узнать все, что можно, о расстановке сил в Городе. Аврелиан, мой покровитель, – божественная душа, человек, способный принести много пользы отечеству, но в нынешнее смутное время отставленный от дел. При власти и на коне ныне родной брат его, Евтихиан, – полная противоположность моего благодетеля. Как известно, родство душ и родство по плоти – отнюдь не одно и то же. Евтихиан, ныне занимающий должность эпарха претория Востока, всячески угождает варварам, коих тут больше, чем в болотах Германии. Это грубые люди, истинные свинопасы, которые недостойны называться врагами, но – разбойниками, грабителями или еще каким-нибудь более презренным именем. Несколько месяцев тому назад один из их вождей, Тривигильд, облеченный полномочиями и посланный во Фригию с целью следить за сбором налогов, учинил там погром. Беженцы потекли в столицу с жалобами, припадают к алтарям, умоляют и требуют защиты. Между тем Евтихиан заливает огонь серой и направляет для наведения порядка к варварам – варвара же, в итоге непонятно, сдерживает ли один другого или оба занимаются грабежами и разбоем…»