Олег Гончаренко - Изгнанная армия. Полвека военной эмиграции. 1920–1970 гг.

Убийство монарха стало поистине большой потерей для всех народов Югославии, и само по себе предвещало немыслимые несчастья для их государства. Многие русские эмигранты в Королевстве восприняли убийство Александра как личную трагедию. Они прекрасно осознавали, что король сделал достаточно для белых изгнанников, долгое время являвшимся их покровителем. Монархическая, пусть и ограниченная парламентом, форма правления обеспечивала защиту от распространения социалистических идей, как несовместимых с идеологией государственного строя. Правда, во внешней политике даже королю приходилось соблюдать определенные условности. Когда государствами Малой Антанты, в которую входила и Югославия, был подписан с СССР договор о ненападении, белым эмигрантам были запрещены любые публичные антисоветские выступления.

Первым признаком изменившегося внутриполитического климата в стране стало множество антирусских статей и радиопередач, появившееся в югославских средствах массовой информации. Их авторы и ведущие огульно обвиняли русских эмигрантов «в паразитизме на теле сербского народа». Тон статей и высказываний был недружелюбен, и вывод, который заключался в них, сводился к следующему: чем скорее «белые» покинут пределы Югославии, тем «свободнее вздохнут» её народы, вынужденные ныне мириться с присутствием чужаков.

Антиэмигрантская кампания началась почти сразу же при вступлении на престол сына Александра – Петра II (так как он был несовершеннолетним, то при нём был создан регентский совет во главе с принцем Павлом, двоюродным братом убитого короля).

Пытаясь противопоставить бездоказательным выпадам здравый смысл и восстановить историческую справедливость, заключавшуюся в том, что благодаря русской армии и православным людям Сербия не раз была спасена от разгрома, эмиграция участвовала в общественной полемике. Безрезультатно или с малым успехом, ибо нарастающее влияние коммунистов и сепаратистов на общественное мнение, умело замешанное на национализме, не оставляло русской эмиграции шансов на «самооправдание».

Участие в чужом многоэтническом споре лишь ослабило позиции русских, самих являющихся этническим меньшинством. Поддерживая линию единства народов, населяющих Югославию, порой они выступали за права национальностей отстаивать собственную самобытность, имея в виду и собственное право на «русскую жизнь». Представители эмигрантских организаций, наряду с патриотами из Югославского национального движения «Збор» выступали против разделения страны на этнические анклавы, с так называемых «охранительных позиций», сформулированных еще в царствие Александра, заповедавшего «хранить Югославию».

Позиция русских, сколь бы аргументированной или дружественной ко всем народам страны она ни была, неизменно наталкивалась на непонимание и враждебность как коммунистов, так и национальных движений хорватов, словенцев, боснийцев и проч.

Масло в огонь подлило еще одно событие, произошедшее в июне 1940 года. Признание югославским правительством СССР как субъекта международного права дезавуировало заверения в 1938 году русской эмиграции премьер-министром Миланом Стоядиновичем в том, что позиция правительства будет оставаться неизменной, и диалог с советской властью не будет инициирован.

Это подорвало фундаментальным образом авторитет правительства в глазах «белых» русских и сделало их заложниками ситуации, при которой они могли подвергнуться насилию со стороны левых радикалов и коммунистических экстремистских групп. Лишь после того, как Германия, провозгласившая «крестовый поход против коммунизма», в 1941 году вторглась в пределы страны, жизнь русской эмиграции изменилась к лучшему. Прекратились нападения на безоружных русских офицеров, священников, женщин и детей. Коммунисты бежали, а либеральных деятелей эмиграции, часть которых до войны была тесно связана с масонскими кругами, немцы арестовали, начав расследование их антигосударственной деятельности.

В Белграде перед войной состоял уполномоченным, ведавшим интересами русской эмиграции и нуждами кадетских корпусов, бывший посланник российского императорского МИДа некто В. Н. Штрандтман. По сведениям немцев, еще в 1920-е годы он входил в некую ассоциацию российских послов и посланников [145], являвшихся членами масонских лож. На протяжении двадцати лет ассоциацией принимались решения по распоряжению зарубежными средствами российских загранучреждений; они же повлияли на то, что останки алапаевских мучеников и свидетельства, собранные следователем по особо важным делам Соколовым, исчезли, не попав для расследования в руки компетентных исследователей.